Профессия - смертник
Шрифт:
Он ехал в том же поезде, только на сей раз вместо женщин мимо шныряли псифы розовой расцветки. То есть - надо понимать - тоже женщины и тоже в некотором роде раздетые, но такая "обнаженка" Степана совершенно не вдохновляла. Поднявшись, он пошел по вагону и шел до тех пор, пока не увидел в одном из купе свою тетушку: та сидела, пригорюнясь, напротив псифицы и рассказывала ей, что племянник, мол, ее пропал - не иначе как бандиты убили из-за денег, а деньги эти - американские доллары - лежат у нее в кухонном столе, она к ним прикоснуться-то боится и подумывает, не отнести ли их в милицию. Степан схватил ее за руку:
– Да что ты, теть Паш, вот же я, живой!
Тетя
– Ну что, Степан Геннадиевич, попались?
– сказал Экселенц с ласковой ехидцей.
– Знаем, на что вас брать!
– А чего это псифы так суетятся?
– спросил Степан, в надежде отвлечь его внимание и вырваться тем часом из цепких лап.
– А это пожар, - радостно объяснил Экселенц. Тут только Степан обратил внимание, что сильно тянет гарью. Тут же и псифы заорали по-кошачьи на разные голоса, а вагон заходил ходуном, немилосердно тряся его и толкая. Степа сразу вспомнил, что этот "поезд в огне" должен, кроме всего прочего, еще и рухнуть с раздолбанного моста. Но не успел он вновь озаботиться спасением особей женского пола, пускай на сей раз и в шерсти, как понял, что причина тряски кроется в другом. Оказалось, что это его будят, и на сей раз куда более бесцеремонно.
Открыв глаза, он, к своему удивлению, не увидел обожаемой Бяксы. Зато узрел ТАКОЕ!!! Свет ему застили две фантастически-роскошные груди, колыхавшиеся чуть ли не перед самым его носом. В прошлый раз при пробуждении его лишили чего-то подобного во сне, теперь же, наоборот, преподнесли наяву, как говорится, в натуре. Он как завороженный уставился в чьи-то налитые перси, не обращая внимания на окружившую его плотную толпу полуголых граждан.
– Я говорю вам - это он, тот самый! Он был с ней!
– сказали умопомрачительные буфера, вернее, конечно, сказала где-то над ними их счастливая обладательница, всего-навсего склонившаяся в таком замечательном для Степана ракурсе, чтобы его опознать. Не будучи полностью уверенным, что проснулся, он протянул руку и поймал в нее это трепещущее чудо. Дама задохнулась и смолкла, глядя в немом изумлении на свою плененную персь, тем временем он, все еще сомневаясь, решительно взялся и за другую, произнеся с хрипловатым восторгом:
– Вот это да!
– Хам!
– как-то неуверенно сказала она, почему-то однако не препятствуя жадному овладению хамом своими сокровищами. Степан с удовольствием бы продолжил это увлекательное занятие, а там, глядишь бы, и развил, но тут его грубо поставили на ноги, оторвав от таких упоительных и уже вроде бы оприходованных им молочных желез. Их хозяйка отступила, бормоча с растерянным видом:
– Однако это странно... Что с моей защитой?..
Дернувшись было, как намагниченный, за нею, Степан только теперь обратил внимание, что препятствуют ему в этом деле два раскормленных атлета, крепко ухвативших его за плечи. Еще он понял, что запах гари ему не приснился, действительно, пахло близким пожаром, мало того - сверху падали серым снегопадом редкие хлопья пепла. А вожделенные прелести окончательно скрылись из поля его зрения, загороженные неэстетичными мужскими жирами: вперед выступил лысый муж средних лет в перекинутой через плечо алой простыне, делающей его похожим на патриция.
– За прикосновение к благородной даме ты понесешь наказание, грязный смерд!
– напыщенно произнес лысый. Отсутствие у Степана трасверсора, видимо, давало им право считать его одним из местных обреченных, к тому же его одежда действительно не
– Но сначала ты нам скажешь, - продолжал величественно "патриций", где могла спрятаться эта преступная стерва, твоя подружка!
Ситуация прояснялась: пока он спал, Бякса что-то тут натворила, возможно даже, что ей удалось отсюда смыться, завладев чужим трансверсором и оставив напарника расхлебывать заваренную кашу. "Что ж, будем расхлебывать. Выбора-то нет".
– Сейчас я вам покажу, - ответил он лысому и попросил его: Посторонитесь-ка, дорогой товарищ!
– Пузо удивленно откачнулось в сторону, вновь явив глазам Степана уплывшие из его рук роскошные перси.
– Вот!
– сказал он, очень довольный открывшимся видом.
– Прежняя девушка меня покинула, но эта нравится мне гораздо больше, так что можете считать ее моей и, если хотите, преступницей и стервой.
– Ты презренный гравк, забывший свое место!
– загремел "патриций", побагровев от злости и обильно потея.
– Прошу прощения, я не презренный, я бешеный, - поправил Степан, в доказательство слегка ощерясь.
– И советую всем вам, пока целы, немедленно удалиться от этого - МОЕГО - места на сто шагов. А благородной даме, - сказал он мягче, - я рекомендую остаться и подойти поближе.
Гудевшие вокруг наслажденцы смолкли, потрясенные такой неслыханной наглостью; на некоторое время воцарилась тишина, которой Степан воспользовался, чтобы обратиться к другой приглянувшейся ему в толпе благородной даме белокожей и пластично-узкой, призывно глядевшей на него парой круглых высоких грудок, так и просящихся в ладонь, и, кроме того, конечно, широко открытыми бархатными глазами:
– И ты, да, ты, с родинкой повыше киски, - тут его голос перешел в ласковую хрипотцу: - Ты тоже подойди сюда.
Он не играл на публику, исподволь толкая противника к решительным действиям. Ему действительно чертовски, до челюстного хруста хотелось - эту и ту. Эту, нещупаную, даже больше, она была в его вкусе, он глядел на нее и видел как наяву эти розовые соски в плену своих пальцев - мнущих, ласкающих, мучающих медовую плоть, скользящих затем ниже, по шелку живота, через бугорок родинки к стройным, разведенным в мучительном желании ногам, видел, как она замирает, не дыша, наконец ощутив его, и как счастливо выгибается навстречу первому медленному толчку. Видел ее вскинутый подбородок, припухшие от страсти губы и расширяющиеся навстречу ему зрачки.
Он готов был взять ее здесь и сейчас - если бы еще "зверь" очистил близлежащую территорию от зевак, самому-то их точно не разогнать. Растравили они его до крайности своею обнаженкой! Его бывшая невеста сразу, безошибочно улавливала этот тусклый блеск в его глазах, называя это состояние спермотоксикозом, только почему-то теряла от этого голову.
Вот и "узкую", похоже, зацепило: во взгляде - протест, а в теле незримая миру революция под лозунгом: "Долой гнет верхов, вся власть низам!" Знаем мы такое "смятение у трона". Наши победят.
И ведь шагнула! Ступила вперед, забыв об окружающих, словно по шатким мосткам над пропастью.
Протянуть ей руку со своей стороны...
– Взять его!
– задыхаясь, хрипло рявкнул "патриций".
И тут их словно прорвало - на Степана бросилась со всех сторон разъяренная орава полуголых мужчин: рыхлые и тощие, высокие, приземистые, лысеющие и поросшие волосами устремились к нему, и во всех глазах жгучая, обнаженная ненависть. Одержимые, нелюди.
– В жертву его! Проглоту в пасть! Смерть негодяю!
– неслось пронзительно со всех сторон.