Профессор Корнелиус возвращается
Шрифт:
Побледневшая девушка вскочила, не решаясь протянуть руку к украшению.
– Откуда можете вы знать даже то, как я… я была совсем одна, когда… и потом… никто…
– Берите, милое созданье! И не опасайтесь ничего!
– сказал Ангел и тоже встал; ему уже не хотелось ее разыгрывать.
– По некой невероятной случайности, или чуду, или бог весть чему мы знаем довольно много. Но теперь нас ждет неотложная работа. Мы еще вернемся к этому разговору в другой раз.
– Как хотите, - тихо отвечала она и пошла их провожать. У ворот
Климент сидел на широком подоконнике. Его силуэт, едва различимый на фоне звездного неба, висел как бы в пустоте.
– Не зажигайте лампу!
– учтиво попросил он, когда они вошли в комнату.
– Меня раздражает свет… К тому же темнота наводит на откровенность.
– Вы держитесь так, Климент, как будто знали заведомо, что мы придем!
– подхватил вызывающе Марин, усаживаясь на кровать.
– К несчастью, я знаю слишком много, - вздохнул Климент.
– Не потому ли, что в совершенстве постигли основы телепатии?
– спросил Ангел.
Сидящий на подоконнике усмехнулся.
– Смешно так думать. Ни один телепат не способен одинаково хорошо провидеть и прошлое и будущее.
– Тогда чем же вы одарены?
– Писатели-фантасты называют это машиной времени. В данном случае речь идет о крохотной железе, размером с божью коровку, не более. Она-то и позволяет экстраполировать любое событие по двум направлениям.
– А всех ли людей снабдила природа такой железой?
– Буквально всех. Может быть, одно из доказательств тому - толкование снов. Сны - те же скачки во времени, только люди не могут их толком объяснить. Даже с помощью теории наследственной памяти.
– Выходит, между вами и нами нет никакой разницы?
– усомнился Марин.
– Абсолютно никакой.
– Почему же тогда вы способны предсказывать, а мы - нет?
– сказал победоносно Ангел.
– Я много размышлял над этим, - спокойно отвечал Климент.
– И делал множество опытов. Действительно, я самый обыкновенный человек: болею гриппом и ангиной, а если порежу палец, кровь моя такая же красная, как у других. Но моя железа развита болел чем у других людей, именно потому я могу предсказывать. В сравнении с людьми я как левая рука и правая. Назовем условно всех людей “правосторонние”, то есть им соответствует симметрия правой руки. Тогда - разумеется, лишь в известном отношении - я “левосторонний”, с обратной симметрией.
– Это произвольный пример, не так ли?
– спросил Ангел.
– Нисколько. Я назвал людей “правосторонними”, потому что их железы перерабатывают определенные вещества в пище именно в “правые”, то есть в вещества, которые направляют плоскость поляризованного света вправо. У меня же все наоборот. Точный механизм мне неизвестен, но именно “левые” вещества, попадая в мозг, наделяют человеческое сознание возможностью делать невероятные скачки во времени. Эти скачки вы называете предсказаниями. Вопрос
– Но это же недоказуемо!
– воскликнул сбивчиво Марин.
– Допустим, в нашем теле существует эта железа. Однако вы не можете видоизменить ее так. чтобы…
– Проще всего пойти обратным путем, - перебил его Климент с превосходством.
– А почему бы не синтезировать некие “левые” вещества? Тогда любой человек мог бы совершить подобное путешествие во времени с помощью нескольких миллиграммов абсолютно безвредного снадобья…
– Понимаю!
– закричал возбужденно Марин.
– Это идея!
– Отчего же вы не синтезируете, боже мой?
– воспламенился и Ангел.
– Чего вы ждете?
– Сознаюсь, я давно уже работаю над синтезом, - сказал кротко Климент.
– Но положение, в котором я нахожусь сейчас…
И вот тут-то двое врачей-практикантов протрезвели. Только теперь они вспомнили, что этот невероятный разговор происходил не в академии наук и не на международном симпозиуме, а в психоневрологической клинике, в одной из ее бесчисленных палат.
Марин поглядел на светящиеся стрелки часов.
– О, да уже около семи! Как неощутимо летит время с вами, Климент!
– Я лечу впереди времени, - загадочно отвечая безумец и добавил: - Однако об этом - в другой раз. Наверное, вы торопитесь.
– Да, у нас важная встреча, - хладнокровно солгал Марин.
– Знаю!
– гласил двусмысленный ответ.
– Я совсем запутался, - признался Ангел, когда они остались одни в коридоре.
– Любой может спятить, слушая Климента.
– Между прочим, теория его достаточно стройна, - размышлял Марин.
– Большинство пищевых веществ, которые принимает человек, отклоняют поляризованный свет вправо. Не исключено, что…
– Стой! Что это?
– Ангел указывал пальцем на стену, за которой находилась палата Климента. Он глядел перед собой как помешанный.
– Стена!
– промямлил Марин.
– Я спрашиваю о направлении, глупыш.
– А-а-а… Запад… Даже юго-запад.
– Так я и думал!
– заявил восхищенно Ангел и припустился бегом по длинному коридору.
Марин, привыкший к внезапным порывам своего друга, покорно последовал за ним. Вскоре он оказался в пустой комнате дежурного санитара. Ангел ждал друга у открытого окна.
– Гляди!
– сказал он таким тоном, как если бы показывал на новый континент. Пред ними как на ладони сиял индустриальным благолепием целый район.
– Это церковь, вон там, за ней, живу я, а вон дом Калояны. Видишь его? Через два перекрестка, второй дом от угла. И точно под окном Климента.
– Действительно. А вон и железные ворота.
– Теперь уяснил механику предсказаний?
– спросил победоносно Ангел.
– Достаточна обладать хорошим зрением и легковерными глупцами, позволяющими себя разыгрывать.