Профессор Корнелиус возвращается
Шрифт:
– Выходит, он опасный лжец!
– рассмеялся Марин.
– Никогда бы не предположил. Остается только уточнить, кто свихнулся: он или мы?..
Друзья переоделись и направились к выходу. Нужно было поужинать, поскольку через два часа они заступали на ночное дежурство.
– Одного не могу объяснить в его предсказании - бабку Калояну. Откуда Климент проведал о ней?
– недоумевал Марин.
– Именно это занимает сейчас и меня, - признался Ангел, пока они спускались по лестнице.
– А не мог ли он раньше познакомиться с Калояной-младшей?
– Откуда мне знать? Что же касается пророчеств насчет женитьбы,
– Никогда не делай скоропалительных выводов!
– заметил Марин философски и пропустил друга вперед.
Ангел открыл дверь да так и застыл на пороге - их ждала Калояна.
– Задерживаетесь!
– возроптала с укоризной девушка.
– Договорились встретиться ровно в семь, а теперь четверть восьмого. Я уж начала замерзать.
Смутившийся Ангел незамедлительно снял свой плащ. Марин, проклиная свою забывчивость, бормотал извинения.
“Представляю, как потешается сейчас Климент, - мрачно думал Ангел.
– Он наверняка еще раньше заметил ее, из окна своей палаты”.
Но Климент ни над кем не потешался, поскольку его сейчас не было, да и не могло быть у окна. И звали его вовсе не Климентом; Корнелиус - приблизительно так звучало его имя на языке того мира, обитатели которого чтили профессора Корнелиуса как выдающегося исследователя цивилизаций в стадии послеварварского общественного развития. Как удивились бы Ангел, и Марин, и Калояна, когда могли бы знать, что профессора Корнелиуса не было не только у окна палаты, но и вообще в палате.
Веира, супруга профессора, уже расстилала постель, когда Корнелиус появился на пороге ее спальни, напоминающей розовую раковину южных морей.
– Наконец-то можно будет выспаться всласть, - начал он, улыбаясь и нежно ее целуя.
– Где ты так запропастился?
– встретила она его вопросом, обычным для жен в каких угодно мирах.
– Я уж начала беспокоиться. И зачем ты выключил “следы”?
– Ты все, все узнаешь в мельчайших подробностях, - успокоил он ее, - времени у нас предостаточно. Перво-наперво поведай мне новости!
– О, новости самые заурядные. Возвратилась огромная экспедиция, вчера передавали отчет по планетовидению. Ничего особенного в системе двойной звезды они так и не открыли - какие-то камни, вулканы, опасные излучения. Кроме того, академик Карус из вашего, института выбран в Солнечный совет.
– Браво!.. Когда же?
– Несколько дней тому назад. Я получила приглашение на церемонию.
– Непременно пойдем, непременно.
– Неужели ты так долго сможешь отсутствовать на твоей планете?
– Возвращаться туда нет необходимости. Я вернулся окончательно.
– Правда?
– так и ахнула от изумления Веира.
– А работа?
– Закончу исследования, которыми занимался здесь раньше. Не хочу больше сидеть там. Если понадобится, пошлю туда кого-нибудь из молодых сотрудников.
– Милый, а верно ли, что твои варвары поедают животных, вместо того чтобы синтезировать пищу?
– спросила она, и в глазах ее, желтых, как топаз, проблеснуло любопытство.
– Верно!
– подтвердил профессор Корнелиус.
– И все они до одного “правосторонние”, представляешь ли?
– Как бы не так?
– Однако это не мешает им быть довольно привлекательными созданиями. Хочешь посидеть
– Понимаю.
Покуда он устраивался в своем -любимом кресле, Веира принесла чашу с оранжевым питьем. Корнелиус опрокинул ее в один дых и закрыл от удовольствия глаза.
– Первое твое сообщение вызвало настоящую сенсацию, - сказала она.
– Все ждут от тебя необыкновенных новостей.
– Скоро я удовлетворю их нетерпение, хотя им предстоит увидеть достаточно неприятные вещи.
– Наверное, мучительно жить среди первобытных существ?
– участливо спросила Веира.
– Они и без того одни из самых несчастных творений природы, милая, будем же снисходительны к ним. Они страдают от физических недугов, их изнуряют согни болезней, и врачи бессильны справиться с самыми страшными из них. А умирают они в возрасте наших юнцов, едва ощутив далекий аромат наслаждения жизнью.
– В сто лет?
– воскликнула недоверчиво она.
– Даже в семьдесят. К тому же их год в два раза короче нашего.
– Интересно, похоже ли все это на те времена, когда и наши далекие предки страдали от болезней? Когда еще не могли управлять наследственностью?..
– Наверно, хотя это и страшно нам представить… Тягостно становится, когда проникаешь в их душевный мир, Веира… Они любят, они обожают своих детей, они создали довольно интересную культуру, искусство, а с другой стороны, они наделены низменными страстями и животными инстинктами; ложь, лицемерие и обман, эгоизм и зло расширяются повсеместно. Они веруют в божества, они беспрестанно воюют друг с другом, порою во имя этих божеств…
– Но тогда… тогда некоторые из них умирают на этих войнах, милый!
– сказала она, помрачнев и, казалось, позабыв обо всем на свете.
Профессор Корнелиус тяжко усмехнулся ее наивности.
– Иногда на войне некоторые из них умирают, - отвечал он неопределенно.
– Бедные существа!
– сказала Веира с глубоким сочувствием, и в ясных ее глазах проблеснули слезинки.
– Нет ли способа им помочь?
– Нет. Каждая цивилизация должна идти своим собственным путем, без подпорок и костылей. Главная причина всех тамошних зол - неимоверная бедность, беспомощность перед болезнями и природными стихиями. Но они уже вступают в чудеснейший этап существования любой цивилизации - Эру больших открытий. Близок час, когда они решат главное - энергетическую проблему во всепланетном масштабе. И поверь мне, однажды они еще почувствуют себя щедрыми и могущественными, как боги. Машины и автоматы освободят их от тяжкого труда, жизнь станет свободнее, красивее, осмысленней… Уже есть, есть намек на перемены - лет шестьдесят назад там возник один воистину прогрессивный общественный строй, который ниспроверг вымышленные идолы, чтобы возвеличить Человека-творца. Теперь уже недалек тот день, когда они восстановят свою природную среду, столь легкомысленно уничтожаемую доселе их первобытной индустрией. Они победят болезни, продлят срок жизни, овладеют тайнами наследственности. И ни в одной стране (поскольку они все еще разделены на государства!), ни в одной стране не останется голодных детей, не останется брошенных на произвол судьбы старцев. А когда новый строй восторжествует на всей планете и сотрет границы между державами, люди отдадутся культу любви и благородства, гуманизма, доброты, добродетели.