Профессор Мориарти. Собака д’Эрбервиллей
Шрифт:
Сказать по правде, даже самые заурядные и отнюдь не священные побрякушки, вроде рубинов Барлоу, алмазов Розенталя или Португальского зеркала, обычно смертоносны для воров. Хотя те жизнь готовы ради них положить. Помните легендарные сокровища Агры? Они ещё в конце концов оказались на дне Темзы? {32}Так вот, туда им и дорога.
Только представьте, вы украли что-то, но не можете воспользоваться добычей! Крупные драгоценности всем известны и потому легкоузнаваемы. У каждой есть «история», иначе говоря, любой профессионал без запинки назовёт вам список тех, у кого этот камень был похищен (а вы и не знали?). И каждая обитает под замком в мрачной королевской сокровищнице или же в Тауэре, где её величество Вики (многая лета!) играет с ними на досуге.
Можно, конечно, разбить добычу на несколько маленьких камней, но замести следы это вряд ли поможет. А недоумков, грабящих храмы, обычно настолько ослепляет блеск
Но вернёмся к нашей истории. Поскольку её уже изложил другой автор (Дж. Мильтон Хейз, слыхали про такого?), я приведу здесь его стишок. Хотя, чёрт возьми, слишком много возни. Стащу лучше «Драматические и комические стихотворения на все случаи жизни» из «Книжной лавки У. X. Смита и сыновей» и вклею сюда страницу. Главное, по ошибке не вклеить «Рождество в работном доме», или же «Лицо на барном полу», или «На пылающей палубе мальчик стоял (И звали его недоумок)». Исключая чванливых субъектов, которые зареклись ходить по варьете и «сами умеют себя развлекать», каждый второй обыватель без запинки прочтёт вам «Балладу о Шальном Кэрью». И вы наверняка выстрадали не один долгий вечер, снова и снова выслушивая это «блестящее творение» Хейза. Но потерпите ещё разочек вместе со мной. Я подслащу пилюлю и снабжу стих комментариями.
Есть одноглазый жёлтый бог на севере от Катманду, А возле города стоит из камня белый крест; Приходит девушка рыдать к могиле бедного Кэрью, А жёлтый бог без устали таращится окрест. Кэрью Шальным прозвали — до забав охоч *, Его боготворят в полку, Хоть он неистов, но и командира дочь ** Благоволит стрелку.* Например, однажды он поджёг у бхишти тюрбан, а в другой раз подсунул шутиху в нужник полковому священнику… Мы все чуть животы не надорвали! — С. М.
** Амариллис Фрэмингтон, толстушка, страдающая косоглазием, но в Непале белые женщины — редкость, так что на безрыбье и рак рыба. — С. М.
Глядят прекрасные глаза со страстью молодой. Ей скоро двадцать *, уж назначен бал. Давно отчаянно влюблён в неё Шальной, Красавице он тоже милым стал.* Сорок, не меньше. — С. М.
Какой подарок в праздник дорогой преподнести? Записку пишет* наш Кэрью пока; А на свидании красавица ему шутливо говорит: «Желаю глаз зелёный жёлтого божка» **.* Заметьте, оба квартируются в одном лагере, в одном горном поселении, так почему просто её не спросить? Даже бездельникам-шерпам есть чем заняться, вместо того чтобы бесконечно таскать чужие записки от одной соседней двери до другой. — С. М.
** Типичная дочь полковника (благослови их обоих Господь) — недалёкая и жадная. — С. М.
А бал уж близится, Кэрью стал сам не свой *. Друзья смеются и сигарами дымят. Не улыбается в ответ на шутки наш герой, Уходит в ночь, где звёзды яркие блестят.* По всей видимости, накурился гашиша. Им злоупотребляют не только туземцы, ведь служить в Непале — такая скука. — С. М.
И* Мерзкий ленивый симулянт. — С. М.
Проснулся он и сразу спрашивает, где мундир; Любимой чуть кивает свысока И говорит: «Подарок драгоценный вам принёс Кэрью, В кармане глаз зелёный жёлтого божка» *.* Если вы давно уже об этом догадались, вы такой не один. — С. М.
Красавица бранится* — бедный удалец, Хотя глаза её блестят от слёз; Но камень так и не взяла **, который ей храбрец, Рискуя жизнью, преподнёс.* Вот вам и благодарность: влюблённый кретин подвергает себя смертельной опасности, чтобы добыть подарок на день рождения, а она дуется. — С. М.
** Видимо, не такой уж и безмозглой была старушка Амариллис. — С. М.
В разгаре бал, застыла душная тропическая ночь, И о Кэрью подумала девица вдруг *; Безлюден двор, шаги её легки, недвижна тьма, И только вальс разносится вокруг **.* Хоть вспомнила, спасибо и на том. Заметьте, Ш. К. пырнули кинжалом, но устроить вечеринку ей это не помешало. — С. М.
** Поэтическая вольность, граничащая с грубой ложью. Сразу же представляется целый оркестр: сам Штраус взмахивает дирижёрской палочкой, над плацем плывёт красивая мелодия. Тогда как в обычном военном поселении музыкальные изыски ограничиваются капралом с покоробившейся от жары скрипкой, мальчонкой с варганом и каким-нибудь валлийцем, бывшим шахтёром, которого в своё время погнали в шею из хора за непристойное поведение (и отсутствие слуха). Репертуар же сплошь состоит из песенок вроде «Выйди в сад поскорее, Мод! (И там я тебя поимею!)» или «Мне снились мраморные залы (и принца Альберта причиндалы)». — С. М.
Раскрыта дверь *, в окошке серебрится свет луны, И поскользнулась вдруг, издав испуга вздох. Пол весь в крови, а в сердце у Кэрью торчит ужасный нож **, Так отомстил коварный жёлтый бог.* А где, интересно, были караульные? Я бы хорошенько спросил с чёртовых подонков: как ухитрились они проворонить чокнутых любителей яков? — С. М.
** Какое горе, ведь, разумеется, гораздо приятнее погибнуть от прекрасного ножа. — С. М.
Есть одноглазый жёлтый бог на севере от Катманду *, А возле города стоит из камня белый крест; Приходит девушка рыдать к могиле бедного Кэрью, А жёлтый бог без устали таращится окрест **.* Да, Дж. Мильтон особенно не утруждался и просто переписал первую строфу. Представьте себе, сие творение читает с выражением какая-нибудь сестрица банковского клерка: первый раз произносит эти слова с игривым выражением, упирая на ритм (тамди-тамди-да), а второй — уже с трагическим, делает страшное лицо, чтобы донести до слушателя всю глубину бессердечного, зловещего финала. Полагаю, виноват во всём Редьярд Киплинг. — С. М.
** Заметили недомолвку? У бога остался только один глаз, потому что Ш. К. стащил второй? Или же идол изначально был подобен Полифему, а теперь его единственное око к нему вернулось? Скажем так, мистер Хейз и сам толком не знал, вот и напустил туману. На самом деле бог всегда был одноглазым. А поэт так и не услышал настоящего конца этой истории. — С. М.