Профессорская дочка
Шрифт:
Дело Дня – не думать о Вадиме, думать об Илье, потому что Илья – мой американский любовник, а Вадим – чей-то чужой любовник, не мой.
Но если бы я была более сексуально открытой, лучше относилась к сексу вообще, думала о сексе каждую свободную минуту, надела подаренные Адой черные кружевные чулки и шляпу, небрежно забывала на кухонном столе различные предметы из секс-шопа, например огромную надувную куклу… Тогда Вадим…
Тогда Вадим, может быть, совершенно точно… во всяком случае, Ада так считает.
Если бы
Так он думает, я его приятный собеседник, а так что? Зачем ему сексуально озабоченный приятный собеседник, помешанная на сексе приставучка, огромный надувной маньяк – в общем, нетактичная невротическая личность?
Наверное, хорошо быть невротической личностью – можно угрожать всем депрессией или нервным срывом.
Мои внуки и правнуки от Димочки могли бы на цыпочках ходить вокруг моего дивана, а я бы оттуда грозно велела: «А ну-ка тащите мне немедленно сосиски с пюре, а то у меня будет нервный срыв!»
Да, но сейчас, сейчас? Пока у Димочки нет внуков и правнуков? Быть невротической личностью, самой таскать себе на диван сосиски с пюре? Думаю, довольно сомнительное дельце…
Пятница
Ада права. Я хочу стать сексуальной, манящей и т.д., чтобы Вадим наконец-то меня увидел.
Дело Дня – немедленно изменить свое отношение к сексу вообще, а также изменить свое отношение к сексу с Ильей. Чтобы не остаться старой девой без никакого секса навсегда. И не превратиться в городскую сумасшедшую без никакого секса в прошлом, даже самого захудалого, от которого утром остается один вопрос – зачем? И чтобы Вадим наконец-то меня увидел…
Ходили с Ильей в милицию получать его новый паспорт. Илья еще не знает, что его ждет сегодня ночью – новая, манящая я.
Илья открыл свой новый паспорт, полюбовался своей фотографией.
– Разве вы могли бы дать мне сорок лет? – кокетливо сказал Илья паспортистке, девушке в погонах, и вдруг закричал: – Что это, что, что?!
– Как что? – удивилась девушка в погонах. – Это вы.
Я заглянула в паспорт – на фотографии Илья, собственной персоной, здоровый лысый дядька. А в графе ФИО написано: «Илья Борисовна Шапиро», военнообязанная.
– Я не военнообязанная! – кричал Илья. – Этот номер у вас не пройдет, я уже отслужил!
– Давайте, Илья Борисовна, я вам правильно печать поставлю, – сказала паспортистка.
– Помогите… – прошептал Илья. – Мне сегодня с этим паспортом улетать в Москву, у меня там выставка…
Никуда ему не нужно улетать, он просто врет от ужаса.
Хорошо, что у паспортистки оказались такое хорошо развитое чувство юмора и любовь к шоколадкам. За десять
– До свидания, Илья Борисовна, – улыбнулась девушка на прощание.
Илья бессильно махнул рукой. Мы с девушкой пытались убедить Илью, что ничего страшного, с нами тоже каждый день приключаются мелкие странности, которые мы в этот момент расцениваем как непомерно значительные для себя события, вместо того чтобы увидеть в них что-нибудь смешное.
Илья не хотел видеть ничего смешного, нервно тер лысину и говорил, что ему и без того тяжело соприкасаться с российской действительностью, а теперь он еще Илья Борисовна, и от этого у него стресс…
Илья оправился от стресса, как только мы вышли во двор.
– Что ни говори, все вы тут в России совки, и ничего с этим не поделаешь, – бодро сказал он.
Я вежливо кивнула, а про себя подумала: почему это мы совки? Совсем наоборот, например, девушка в погонах очень даже европейский человек – остроумный, толковый, любит шоколадки.
Мы шли по Фонтанке, и Илья читал вслух вывески и ворчал.
– Смотри, «Бест парфюм», «Вижен сервис», «Ривер-хауз»… – возмущался Илья. – «Фитнес-клаб», «Донатсы», «Элитный секонд-хэнд»…
Неужели прямо так и написано? А я и не замечала. Но ведь есть надписи и по-русски! Илья вообще не прочь подметить что-то плохое, как будто он уехал в высшие сферы, а меня тут оставил приглядывать за хозяйством и выговаривает мне, что я нерадивая.
– Все нормально, ты в Питере, не обращай внимания, – сказала я и остановилась у книжного прилавка на углу Невского и Фонтанки – думала, может, он уймется, пока я буду смотреть, не продается ли на этом лотке «Варенье» и др. новые талантливые произведения.
– Вот! – торжествующе сказал Илья, показав пальцем на большой красочный том с голой ногой на обложке. – Вот смотри, книга называется «Библия секса». Что, скажешь, не совок?!
– Да… – виновато признала я, стараясь закрыть от него рукой соседний том с бокалом на обложке – «Библию бармена»… – Но ведь это же переводные книги, не то чтобы это такая сугубо питерская литература…
– Совок, совок, – твердил Илья, – ничего святого! Вообще уеду из этой страны, раз так! Раз меня тут в милиции принимают за женщину! Раз мне нужно служить в армии… а женщины, между прочим, в армии не служат, это же Россия, а не Израиль!
Так, в приятной беседе, мы дошли до моего дома и вошли во двор.
– Не-ет, это не Питер! – Илья показал на окна на первом этаже и начал причитать: – Еще вчера был такой питерский, такой старинный двор, и вот…
Действительно странно, под старинными фонарями на окнах Адиного офиса на первом этаже за ночь откуда-то взялись свежие надписи и нечеловеческим синим светом задорно освещают наш двор: «Real Estate Consulting». He может быть, чтобы за один день, что я не выходила из дома, наш двор превратился в прибежище мирового капитала.