Профессорская дочка
Шрифт:
Оксана меня не узнала.
Прощальный вечер на моей кухне начался с того, что мне показалось – это не я, Маша Суворова-Гинзбург, на своей кухне во дворе на Фонтанке, а, наоборот, я, Маша Суворова-Гинзбург, в гостях у Оксаны и пришла к ней без приглашения.
Хотя Оксана никогда не позвала бы меня в гости.
Оксана говорила короткими фразами, как будто она посылает SMS. И мы все стали говорить короткими фразами, как будто посылали друг другу SMS.
– Кофе?
– Нет, – сказала
– Чай?
– Нет, – сказала Оксана.
Кофе – нет. Чай – нет. Хочет стакан минеральной воды без газа.
– Стакан минеральной воды без газа – нет, – сказала я.
Я не специально так ответила, просто подумала, может, она обидится, если другие будут говорить длинными фразами.
Папа говорит, что я легко поддаюсь влиянию. Это правда, к примеру, Оксана так на меня повлияла, что я даже думать стала короткими фразами, как будто посылала себе SMS.
Оксана почти как я.
Два-три года не считаются.
Но выглядит моложе.
А может, и нет.
Оксана очень противная.
У нее оттопыренные уши.
Грубые черты лица.
Широкая челюсть.
Злой нос.
На самом деле она красивая.
Хотя и ничего особенного. Илья гораздо симпатичней. Не говоря уж о Димочке.
На Оксане платье. Не просто платье, а Платье, парчовое, с огромным воротником. Они с Ильей идут на встречу с возможным покупателем в самый крутой клуб для миллионеров. А может быть, она всегда в Платье.
Оксана звонила своей домработнице, своему водителю, своей массажистке, своему турагенту – сколько же у нее своего – и всем что-нибудь велела.
– Я хотел тебе показать… Это же старый петербургский дом. Ну, знаешь, картины, библиотека… – заискивающе сказал Оксане Илья. – Хочешь, я сфотографирую тебя с Бенуа?
– Нет, – сказала я. И тут же поправилась: – Я имею в виду, пожалуйста, но Бенуа у Ады. С Бенуа можно сфотографироваться в следующем зале.
– Маша, покажешь Оксане картины? – попросил Илья.
– Нет, – сказала я, – то есть я имею в виду, пожалуйста. Оксана, хотите посмотреть картины?
– Нет, – сказала Оксана.
Оксана брезгливо рассматривала чашки. Сидела на краешке стула, как будто у меня грязно. Разве у меня грязно?
Оксана посмотрела на Илью и сказала:
– Такие джинсы вообще не носят.
– А у нас в Америке носят, – сказал Илья. Сделал вид, что он шутит и что ему не обидно. На самом деле покраснел.
Я вдруг ужасно застеснялась, и ушла в ванную, и закрыла дверь, и там, в ванной, подумала, что меня много раз не замечали в других местах, но не на моей кухне. В других местах – да, конечно, но на моей кухне – нет.
Когда я вышла из ванной, Илья фотографировал Оксану.
Оксана с Ге, Оксана с Кустодиевым.
– Давай еще с Добужинским, – предложил Илья.
– Кто
– Как, ты не знаешь? – удивился Илья. – Но как же?
– У меня галерея современной живописи, – ответила Оксана.
Илья сфотографировал Оксану с Добужинским, и они ушли в высшие сферы. На встречу с возможным покупателем в самый крутой клуб для миллионеров.
– Илюшечка будет по тебе скучать, – прошептал мне Илья на прощание и взял чемодан.
– Водитель заберет, – сказала Оксана, и Илья поставил чемодан на место.
Напоследок Оксана позвонила еще кому-то своему и сказала:
– Приеду к двенадцати, сервируйте мне чай в зимнем саду.
Думаю, такая небрежная привычка командовать слугами – не просто так. Думаю, Оксана – аристократка, настоящая аристократка по маме и по папе.
Они ушли в сферы, а я отчего-то взяла тряпку и стала тереть стулья на кухне – может, у меня все-таки грязно?
И отчего-то заплакала – возможно, потому, что не очень люблю тереть стулья на кухне.
Димочка гладил меня по голове. Оказывается, он весь вечер был здесь – редкий случай, он был здесь, а как будто нет.
– Она тебя не стоит, – изо всех сил утешал меня Димочка. – Ты у нас креативная старушка, детективы пишешь, а она…
– Она аристократка, командует прислугой, я бы никогда не сумела сказать «сервируйте мне чай», сказала бы просто «можно мне чаю, пожалуйста?», – всхлипывала я.
– Илья сказал, что она девушка с рабочей окраины, ни одной книжки не прочитала… Что такое «девушка с рабочей окраины»? У нее мама и папа водопроводчики?
– Фигуральное выражение для обозначения людей из простых необразованных слоев общества, – сказала я. – Но это не значит, что в этих слоях не бывает умных образованных людей. Просто у них меньше шансов, чем у тебя, прочитать за один вечер «Войну и мир» и «Преступление и наказание». Зато у нее галерея, я, может быть, тоже хочу галерею…
– Машка, она просто чья-то жена или была чья-то жена и удачно развелась, – утешал меня Димочка. – А ты… Илья говорит, ты – наше все.
И тут я окончательно потеряла человеческий облик.
– Она чья-то жена, а я наше ничего, – холодно сказала я и опять ушла в ванную.
И заперлась и, не обращая внимания на Димочкино нытье под дверью, сидела на краю ванны и размышляла, откуда Димочка так хорошо знает жизнь, и над другими вопросами…
Живешь-живешь и считаешь себя достойным человеком, другом Димочки и Ады, приятным собеседником Вадима, автором произведений с договором. Одним словом, думаешь, что ты есть.
И вдруг…
И вдруг – Оксана… Щурится пренебрежительно, не разговаривает с тобой, даже не смотрит. И сразу думаешь, что тебя нет. Что ты – щекастый растрепанный пудель, которого нет. В очках.