Прогноз гадостей на завтра

Донцова Дарья

Варвара, по-прежнему сидящая в кабинете, воскликнула:

– Ну, вот видите! Просто блеск! Надеюсь, ваша хозяйка оценит и станет нашей клиенткой, кстати, вот моя визитка.

Я взяла карточку, прочитала вслух:

– «Варвара Арбени», – и спросила: – Вы, случайно, не родственница Нины Арбени? Такая редкая фамилия! Не встречала более подобную!

– Мы двоюродные сестры, – удивилась Варя, – а вы откуда знали Нину?

– Учились вместе в консерватории, я по образованию арфистка.

– Бог мой, – всплеснула руками Варя, – ну надо же!

– Мы дружили с Ниночкой, – покривила я душой, – но потом она выскочила

замуж за Эдика Малевича, и мы перестали встречаться.

– Почему? – жадно спросила Варвара и прибавила: – Давайте еще кофейку попьем, подождет ваша хозяйка, не развалится!

Я поудобней устроилась в кресле, получила из рук хозяйки дивный напиток, ухватила четвертый эклер и сообщила:

– Эдик сначала ухаживал за мной. Только не подумайте чего дурного, мы просто ходили вместе в кино. Но моя мама, когда узнала, что Малевич из провинции, сочла, что зятем академика и оперной певицы должен быть другой человек. Одним словом, меня отправили на несколько месяцев к морю, а когда я вернулась, Эдик уже сделал предложение Нине. Ниночка отчего-то решила, будто я затаила на нее злобу, и мы перестали общаться… А может, боялась, что муж вновь воспылает страстью ко мне… Естественно, мы, сталкиваясь в коридорах, здоровались, но и только. Однако когда я узнала о безвременной кончине Нины, плакала целую неделю. Такая молодая, красивая, талантливая… Ужасно, рак никого не щадит.

– А как фамилия вашей мамы? – неожиданно поинтересовалась Варя.

– В жизни она носила папину, Романова, но выступала под девичьей – Орлова.

– О боже, – взвизгнула Варя, – я прекрасно ее знала, слышала в «Травиате» и еще, по-моему, в «Аиде».

– Нет-нет, – поправила я, – в «Чио-Чио-Сан».

– Точно, – обрадовалась Арбени, – ну надо же, какая встреча! Моя семья не имеет никакого отношения к музыке, мы всегда были только зрителями. Хотя папа, Модест Арбени, и Ниночкин отец – родные братья. Но у них так интересно гены распределились. Один пошел в бабушку-художницу, стал живописцем, у меня дома все писали полотна, одна я в бизнес ударилась, а второй Арбени наследовал талант от деда, великолепного музыканта, та часть фамилии связала свою судьбу с консерваторией. Но только отчего вы решили, будто Нина умерла от рака?

– Так все говорили, рак легких!

– Ничего подобного, – фыркнула Варя.

– Что же с ней случилось?

– Болячка неизвестная, – развела руками Арбени.

– К сожалению, – вздыхала я, – когда Нина скончалась, меня не было в Москве, на похороны я не попала… Потом думала зайти, навестить Эдика, но постеснялась… Была в те времена не замужем и не хотела, чтобы он решил, будто я рассчитываю на возобновление отношений… Ну а затем Малевич очень быстро перестал вдовствовать, женился на этой Геме… Ужасно, что все так страшно закончилось, Эдика убили, а Гема покончила с собой… Вы были у них на похоронах, в Белогорске?

– Нет, – почти грубо ответила Варя, – и совершенно не испытываю никаких угрызений совести по данному поводу. Оба получили по заслугам. Это им господь за Ниночку воздал!

– Зачем вы так!

– А зачем они с Нинушей так? – злобно выкрикнула Варя. – Вы же ее знали, чистая, наивная и абсолютно не приспособленная к жизни, большой ребенок! Она обожала Эдика, а он ей чем заплатил? Смертью?

– Ой, что вы такое говорите, – деланно ужаснулась я.

– Абсолютно правильные вещи! –

парировала Варя. – Жаль, нельзя шум в газетах поднять, не хочется марать грязью имя Нинуши… Эта Гема! Змеюка подколодная!

– Они дружили с Ниной, причем всю жизнь!

– Заклятая подруга, – фыркнула Варя, – это Ниночка с ней дружила, а Гема лишь позволяла о себе заботиться. Знаете, как она завидовала Ниночке, прямо синела вся.

– Да зачем бы ей это делать? – удивилась я. – Ведь она сама не из социальных низов происходила. Отец – известный ученый, профессор, да и мать наукой занималась. Дом полная чаша, в деньгах не стеснялись.

– Так, да не так, – пробурчала Варя. – Вот послушайте, как дело обстояло.

Профессор Даутов и впрямь хорошо зарабатывал. Гема в детстве не нуждалась. Игрушки, книжки, сладости… всего было в избытке. Но у Нинуши эти же вещи оказывались на порядок лучше. Дело в том, что Даутов редко выезжал за рубеж, в семидесятых годах ученых не слишком часто выпускали за границу, только на конференции и симпозиумы. Существовало даже неписаное правило: за год можно было выехать два раза в соцстрану или один – в логово капитализма. На руки выдавали мизерные суточные. Жалкие гроши. Максимум, что мог привезти Даутов дочери, – жвачку или заколки… Поэтому Гема одевалась в советскую одежду, играла отечественными игрушками и душилась духами фабрики «Новая заря». К тому же и отец, и мать девочки, как многие ученые тех лет, совершенно не придавали никакого значения одежде.

– Какая тебе разница, – пожимал плечами папа, глядя на Гему, – ну скажи на милость, не все ли равно, кто сшил эти брюки из синей корабельной парусины, индийцы или американцы? По мне, так первые сделали лучше, их штаны мягче, стоят недорого и везде продаются. Покупай, будешь как все!

Гема молчала. Ну как было втемяшить папе в голову, что как все быть не хочется! Обладание американскими джинсами мигом возносило их владельца на вершину, как теперь бы сказали, рейтинга… Невозможно было объяснить это и маме.

– Сколько? – отшатывалась та, когда Гема подкатывалась к ней с просьбой. – Сколько? Двести рублей за штаны! А ты отдаешь себе отчет, что столько получает в лаборатории старший научный сотрудник! И где берут эти джинсы? В туалете на углу Столешникова переулка? Ну, деточка, извини, пойдем в ГУМ и купим в приличном месте за нормальную цену!

Приходилось, скрипя зубами, носить добротные сапожки на меху, пальто из буклированной ткани и шапочку из хвостиков норки. В конце семидесятых годов Гема ничем не выделялась на московских улицах.

У Ниночки же дело обстояло по-другому. Ее отец, известный музыкант, мировая величина, вовсю катался по городам и странам. В отношении некоторых личностей коммунисты делали послабления. Гонорары за концерты, почти девяносто процентов, он должен был отдавать государству, но устроители гастролей частенько ухитрялись сделать так, что у музыкантов на руках оказывалась вполне приличная сумма. Поэтому Ниночка щеголяла в красивой белой куртке, отороченной черным мехом, которую папочка привез из Канады, в изумительных сапожках на платформе, которые он же доставил из Германии. У нее у первой появились шариковые ручки, ластики с картинками, ажурные колготки, мохеровые кофты, магнитофон «Грюндиг»… Ниночка никогда не была жадной, всегда делилась с Гемой, но от этого зависть последней не убывала…