Программа
Шрифт:
Рэкли как раз напомнил себе, что он должен быть благодарен за любую работу, но тут его внимание привлекло движение на подъездной дорожке его дома. У крыльца стоял мужчина и отряхивал свой костюм так, словно только что спикировал с лестницы.
Тим поддал газу, чуть не задев при этом «навигатор» [5] с тонированными стеклами. Он остановился на подъездной дорожке и выпрыгнул из машины как раз в тот момент, когда мужчина закончил приводить в порядок костюм. Женщина вылезла из «мерседеса» у обочины и скромно стояла в конце подъездной дорожки.
5
«Навигатор» —
Тим подошел к мужчине, ни на секунду не выпуская женщину из виду:
— Кто вы? Журналисты?
Мужчина поднял руки, словно признавая тем самым свое поражение. Он все еще не успел отдышаться:
— Я приехал… чтобы поговорить с… Тимом Рэкли. Мне дал ваш адрес начальник службы судебных исполнителей Таннино.
Услышав имя своего бывшего шефа, Тим замер. Они с Таннино уже почти год не разговаривали, хотя близко общались, когда Тим работал под началом Таннино. Но в последний раз Рэкли видел своего бывшего начальника, когда навлек кучу неприятностей на себя и на всю их службу.
— А! — сказал Тим. — Простите, пожалуйста! Давайте пройдем в дом.
Мужчина провел рукой по своим брюкам сзади и нервно взглянул на дверь:
— По правде говоря, — пробормотал он, — я немного побаиваюсь вашу жену.
Кухню наполнял аромат жареного цыпленка. Дрей оставила приготовление кукурузы, чтобы выпить немного водки:
— Прости. Просто что-то в том, как он постучал в дверь, какое у него было выражение лица, вернуло меня в тот вечер, когда Медведь приехал сообщить нам о Джинни. — Она поставила стакан на пачку неоплаченных счетов, скопившихся на стойке.
Тим провел рукой по ее волосам и легонько сжал плечо. Она прижалась к нему.
— Я думала, у меня сердце разорвется прямо у двери. Прощай, Андреа, детка, аста ла виста, я мертв, и мне больше никогда не подняться.
Андреа говорила громко, и Рэкли был уверен, что пара, сидящая на диване в соседней комнате, прекрасно слышала ее слова.
— Он друг Таннино, — мягко сказал Тим, — давай выслушаем его. Хорошо?
Дрей залпом допила водку:
— Хорошо.
Они скрепили уговор рукопожатием и пошли в гостиную. Дрей по пути налила себе еще водки.
Женщина сидела на диване, на ее свитере блестел золотой крестик. Мужчина стоял у раздвижной стеклянной двери лицом к заднему дворику, сцепив руки за спиной. Мужественность его позы и осанки слегка подрывало мокрое пятно на брюках. Он повернулся так, будто только что заметил их, и сухо кивнул:
— Давайте начнем, — он протянул крупную грубую ладонь, — Уилл Хеннинг. Моя жена, Эмма.
Тим пожал протянутую руку, а Дрей осталась стоять, не шевельнувшись, скрестив руки на груди. Восемь экземпляров книги «Родные кости», [6] которые после смерти их дочери упорно дарили им знакомые, движимые самыми благородными целями, занимали целую полку у Дрей за спиной. Голубоватый цвет обложек подчеркивал золотистый оттенок ее светлых волос.
— Чем мы можем вам помочь?
Уилл достал из кармана толстый бумажник, открыл его и вынул оттуда фотографию. Он нетерпеливо махнул Тиму, чтобы тот взял фотографию, и отвернулся, как будто хотел скрыть боль. На фотографии была изображена выпускница школы. Хорошенькая, но довольно неуклюжая. У нее был немного неправильный прикус и огромные печальные серо-зеленые глаза невероятной красоты. Прямые волосы до плеч. Шея девочки была слишком тонка для ее головы, что придавало ее облику хрупкость.
6
«Родные кости» — книга Алисы Себолд о четырнадцатилетней девочке, которая умерла и смотрит с небес на Землю, наблюдая за всем происходящим. (Прим. переводчика.)
Взгляд Тима невольно скользнул к растиражированной СМИ школьной фотографии Джинни. На этой фотографии она во втором классе. Ее последний год.
— Мои соболезнования, — сказал Тим, — когда ее убили?
С дивана, на котором сидела Эмма, раздался вздох — первый звук, который та произнесла за все это время.
Уилл забрал у Тима фотографию, бросил заботливый взгляд на жену:
— Она жива. По крайней мере, мы на это надеемся. Она… ну, вроде как пропала. Ей восемнадцать…
— Девятнадцать, — вклинилась Эмма, — только что исполнилось.
— Да, девятнадцать. Она уже не ребенок, поэтому мы не можем подать заявление в полицию. Она связалась с какой-то сектой. Не то, что «Свидетели Иеговы». Но тоже очень паршивая организация, в которой практикуют контроль сознания и другие грязные приемчики. Эта секта более опасна, чем другие ей подобные.
— А вы пытались… — начал Тим.
— От чертовых копов никакого толку. Они даже отказываются принять заявление о пропаже человека. Мы обращались во все правоохранительные органы — ФБР, ЦРУ, полицию Лос-Анджелеса, но нет у них никаких подразделений или отделов, занимающихся сектами. Никому до сектантов дела нет, пока те не начинают готовить террористические акты, не нарываются на столкновение с полицией или не нарушают общественный порядок.
— Как ее зовут? — поинтересовался Тим.
— Ли. Она моя падчерица. Дочь Эммы от первого брака. Ее отец умер от рака желудка, когда ей было четыре года.
— Она училась в Пеппердине. [7] — Голос Эммы звучал хрипло, ей тяжело было говорить.
Тим внимательно пригляделся к крестику на груди у Эммы. На этот раз он разглядел увенчивающее его распятие с Христом.
— Три месяца назад нам позвонила ее соседка по комнате. Она сказала, что Ли бросила учебу и связалась с какой-то сектой, что мы должны найти ее, иначе никогда больше не увидим, — продолжала рассказывать Эмма.
7
Пеппердин — частный вуз, который поддерживает христианская церковь. Находится в округе Лос-Анджелес, Калифорния. (Прим. переводчика.)
— Один раз она приезжала домой, — вмешался Уилл, — это было 13 марта. Мы… мы пытались поговорить с ней, достучаться до нее, но она… сбежала через окошко в ванной комнате. С тех пор мы ее не видели.
Он явно умел расположить к себе людей.
— Простите, — вмешалась Дрей, — я не хочу показаться невежливой, и я понимаю, как вам тяжело об этом рассказывать, но какое отношение это имеет к Тиму?
Уилл перевел взгляд на Рэкли:
— Мы знакомы с вашей… работой. Марко Таннино — начальник службы судебных исполнителей — заверил нас, что вы профессионал. Он сказал, что вы были прекрасным приставом… — Уилл тут же заметил свою оплошность, — извините, я не хотел, чтобы это так прозвучало.