Прогрессоры
Шрифт:
Но неожиданно стучащая зубами от холода Патрисия сказала, что слышит звуки, как будто где-то неподалеку на холостом ходу работает мотор, и вроде бы еще доносился лай собак. Прислушавшись, я тоже услышала нечто похожее - и тут же подумала, что собаки, конечно, могут быть дикой стаей, но вот диких моторов не бывает по определению, и значит, где-то поблизости должны быть люди. Скорее всего, мы каким-то непостижимым образом оказались где-нибудь посреди дикой Сибири, или не менее дикой Канады, где от человека до человека не менее пятисот километров. Сибири я не боялась совершенно. Самое главное, что там больше нет большевиков с их ужасными лагерями - а все остальное просто неважно.
И тут Роланд, поплевав на руки, сказал, что он сейчас залезет на дерево и осмотрится.
Немного побродив в темноте по бору (причем, кажется, даже зайдя на противоположный склон холма - относительно той стороны, откуда мы пришли), мы смогли обнаружить высокое и ветвистое дерево какой-то лиственной породы (похоже, дуба), и Роланд, еще раз поплевав на изрядно замерзшие ладони, полез вверх по его веткам, а мы подсвечивали ему фонарем. Так продолжалось минут пять или даже больше, а потом сверху раздался ликующий крик Роланда: 'Огонь! Огонь!'. Наверное, так же кричал матрос Колумба, завидевший впереди неизвестную землю, или греческие наемники Ксенофонта, увидевшие море, означавшее для них возвращение на Родину.
Когда минут десять спустя Роланд, радостный и возбужденный, спустился с дерева, он рассказал, что видел довольно яркий одиночный фонарь на высоком столбе, не так уж далеко от нас - и вроде бы в его свете были видны строения, похожие на одиноко стоящую ферму. Посовещавшись, мы решили двигаться туда и просить помощи. Надеюсь, что на этой ферме есть телефон, или хотя бы рация, и они смогут вызвать вертолет со спасателями. То, что мы находимся не во Франции, для всех уже представляло бесспорный факт - в цивилизованной и обжитой стране просто нет таких мест, где на десятки километров вокруг не было бы ничего, кроме одного-единственного огонька. Как мы сюда попали - это совершенно иной вопрос; а пока мы должны дойти туда, где есть люди и попросить у них помощи. Когда мы тронулись в путь, то на моих часах было без пяти два ночи. Однако я ничего не понимаю... Если мы перенеслись в Канаду или Сибирь - то, когда у нас была ночь, у них должны были быть вечер или утро. Что же это, в конце концов, значит? Что ж, остается только надеяться, что в скором времени все прояснится и мы получим ответы на все наши вопросы. Одно бесспорно - история, приключившаяся с нами, явно выходит за рамки обычной - не иначе, как сюда вмешались какие-то высшие силы... Так я размышляла, пока мы шли, и от подобных дум мурашки бежали по моей коже и душа наполнялась мистическим трепетом... О плохом думать не хотелось.
Дорогу нельзя было назвать легкой. Сперва мы чуть не свалились в большую промоину, потом искали место, где можно переправиться через ручей с болотистыми топкими берегами, потом обходили еще один лесок, растущий на холме значительно ниже того, с которого мы только что слезли - и лишь затем, пройдя немного по лугу, примерно в километре от себя увидели вожделенный фонарь, яркий, как путеводная Вифлеемская звезда. Судя по виду, это был светодиодный уличный светильник, то есть самый что ни на есть высокотехнологичный в мире источник света.
К тому моменту туфли Патрисии совсем развалились, и она говорила, что от холода и боли не чувствует своих ног. Помощь была уже так близка, что Роланд поднял свою подругу на руки и понес на свет фонаря, а мы с Мариной только и могли идти за ним следом, светя ему под ноги издыхающим фонарем, чтобы он не упал. Ферма, к которой мы вышли, оказалась совсем не огороженной, более того, дома в ней были какого-то странного вида, будто построенные под копирку - с маленькими слепыми окошками,
Но подойти совсем близко нам не дали. Едва только мы приблизились к домам на пару десятков метров, как откуда ни возьмись выскочили две собаки и принялись облаивать нас со всей возможной злобой. Одна из них была очень большой и лохматой, ну прямо как настоящий маленький медведь. Замерев на месте, мы уже думали, что сейчас нас прямо здесь разорвут и съедят, но собаки не переходили определенную черту, будто ожидая прихода своих хозяев.
Мы принялись кричать на всех языках, какие знали (я на английском, французском и русском, Марин на французском и русском, а Роланд только на французском), что мы мирные люди, что у нас нет оружия и что мы очень устали и замерзли, и что у нас на руках есть пострадавшая девушка, которой нужна помощь. Почти сразу же в двух домах зажегся свет, но несколько мужчин, вооруженных ружьями, появились только из ближнего к нам дома. Они отозвали собак, потом один из них - высокий, чуть грузноватый, с винтовкой на сгибе локтя - подошел к нам. Теперь я могла его очень хорошо разглядеть. Весь вид его внушал почтение и благоговение - он был важен и величав, этот человек с большими сильными руками, в накинутом на голое тело пятнистой куртке, шнурком на шее, на который нанизаны клыки зверей. И еще что-то было в нем такое родное и доброе, что я сразу прониклась к нему симпатией. А он, пряча ироничные искорки, что так и сыпались из его глаз, осмотрел нас с ног до головы и сказал по-русски с легкой усмешкой:
– Ну, что, друзья-попаданцы, добро пожаловать в нашу теплую компанию. Вот попали вы, так уж попали...
Я машинально, даже не особо вдумываясь в смысл, перевела его слова на французский для Роланда и Патрисии, а он, уже обернувшись в сторону дома, крикнул:
– Игоревич, зови свою Витальевну, тут для нее есть работа по специальности!
И тут я подумала, что, наверное, мы все-таки в Сибири. Если бы я знала тогда, как сильно ошибалась. Но узнать об этом мне предстояло уже очень и очень скоро.
1 октября 1-го года Миссии. Воскресенье. 4:00. Промзона Дома на Холме.
За две последних недели клану Огня, сосредоточившему основные усилия на стройке Большого Дома, удалось сделать очень многое. Уже давно был сложен и устоялся цоколь, поднят и собран несущий каркас, выполнена кладка стен первого этажа - внешний слой на каркасе жженым кирпичом на известковом растворе, внутренний сырцовым на глиняном, настелены полы на первом и частично втором этаже, и даже железными листами перекрыта крыша, чтобы на голову кирпичеукладчицам не особо капало во время частых, но мелких дождей. При этом надо учитывать, что при кладке на каркасе, который сам заботится о соблюдении формы, правило четырех слоев не действует, и девочки из Лизиной бригады могли класть столько, сколько успевали, сперва поднимая внешний слой кирпичей, а за ним уже и внутренний, отделенный от внешнего десятисантиметровым воздушным зазором. Уставали все адски. По сравнению со всеми предыдущими стройками, Большой Дом потребовал полной отдачи сил и концентрации всех умений, потому что был первым постоянным жилым строением, который строил Петрович, а не приспособленной времянкой; но и опыт всех предыдущих строек тоже при этом не пропал даром.
Но первое октября, мало того что оно было воскресеньем (на которое в последнее время лишь немногие обращали внимание), по календарю, принятому в клане, оно являлось еще и днем осеннего равноденствия, то есть астрономическим праздником, означавшим окончание уборки урожая, завершения заготовки запасов, а также подведения итогов по основным летним делам. Короче, рабочий день был намечен сокращенным - только до обеда, а после него должен был состояться очередной праздник с торжественным обедом, плясками, проводами садящегося за горизонт солнца и прочими тому подобными языческими мистериями.