Прогрессоры
Шрифт:
Тем временем шаман Петрович готовился к обряду, а в голове у него боролись между собой два человека, два внутренних 'я'. Одно 'я', оптимистичное, говорило, что он, шаман Петрович, все делает правильно, что только так можно создать великий народ, что чем дальше, тем больше им нужны будут рабочие руки и носители генетического разнообразия, а эти 'Волчицы' - по крайней мере, рожденные в клане девушки - больше напоминают европейцев будущего, чем белокожие австралоиды-кроманьонцы*, представленные в племени Огня бывшими Ланями.
Примечание автора: * Мутации, сформировавшей современный европейский облик, произошли примерно 40-36 тысяч лет назад, при этом белая кожа, рыжие или светлые волосы появились значительно раньше, примерно 65-55 тысяч лет назад,
Возможно,что именно члены клана Волков и были первыми европейцами современного нам облика. Позже этот облик, как более приспособленный к холодному климату, за счет генетического дрейфа распространился на народы, которые мы считаем европейскими. Но Сергея Петровича все это не волновало. Широкая переносица, вздернутый курносый нос, высокие скулы и курчавые светлые волосы женщин из клана Лани, а также смуглая кофейная кожа и черные курчавые волосы полуафриканок вождям племени Огня были теперь даже более милы, чем привычный 'европейский' облик 'волчиц'. Лани и полуафриканки были своими, родными и близкими, а 'волчицы' пока чужими.
При этом другое, пессимистическое, 'я' Сергея Петровича, признавая все аргументы первого, оптимистического, хваталось за голову и в ужасе закатывало глаза с вопросом:
– Как мы вообще все это будем осеменять, товарищи? Своих девок буквально девать некуда, а тут еще и эти, числом в три раза больше! Караул! Тут даже не три жены выходит, не пять и не восемь, а как минимум по двадцать штук на одно мужское рыло. Кошмар, хоть стой, хоть падай - целый взвод жен. Равняйсь, смирно, на первый-второй рассчитайсь, в постель шагом марш.
Первое 'я' (то, которое оптимистичное) при этом возражало, что распространять среди местных гены 'человека цивилизованного' все одно надо, и кто же займется этим, если не мы. Тем более, убив мужчин и подростков клана Волка (на что они имели полное право, как обороняющаяся сторона), вожди племени Огня просто обязаны были взять на попечение их жен и детей, иначе в глазах местных (полуафриканки не в счет) это будет выглядеть уже не как самооборона, а как полный беспредел.
Но, как говорится, глаза боятся, а руки делают, и пришло Петровичу время приступить к очищающему обряду. В первую очередь от взрослых женщин, собранных за столовой, отделили детей, которых женщины и девочки-подростки бывшего клана Лани раздевали и стригли наголо, затем их одежду обрабатывали настойкой чемерицы и относили в сушилку для дерева, из которой устроили прожарочную, а самих малышей мыли в бане. Потом тех, кто был назначен к усыновлению, забирали их новые родители, а остальных ребятишек постарше отводили в бывшее общежитие, где размещали по десять-двенадцать человек в комнате. Вожатыми к ним были назначены самые добрые и ответственные девочки-подростки из бывшего клана Лани.
Вой при этом со стороны мамаш-'волчиц', правда, стоял такой, что, казалось, детей забирают исключительно для того, чтобы съесть, хотя Фэра на чистейшем кроманьонском языке объяснила им, что ничего страшного с детьми не произойдет, и что им, членам клана, задумавшего грабительский поход, чтобы взять то, что им не принадлежит, лучше бы подумать о своей собственной судьбе.
Но вот дети закончились и настала очередь подростков и взрослых. Вот тут уже было над чем работать, потому что в отличие от детей эти люди вполне осознавали свои побуждения и одобряли действия руководства своего бывшего клана, пока они шли им на пользу. Первыми обработке подверглись мальчики-подростки в возрасте примерно от десяти до тринадцати лет, которые не имели в руках оружия и вследствие этого сохранили свои жизни. Их заставляли раздеваться догола под мелким моросящим дождем, одежду отправляли на прожарку, а самих обстригали наголо. Далее Сергей Петрович плашмя проводил им ножом по горлу, а потом по губам, после чего пацанов отправляли в баню, где четыре взрослых полуафриканки мучили их веником, паром и горячей водой, а оттуда в казарму, которую охраняли вооруженные своими дубинками полуафриканки, контролировавшие
После мальчиков под ножницы Дары и Мары, которые стригли, меняясь по очереди, попали девочки-подростки, и ни одна из них даже не вздумала сопротивляться; а за ними пошли и взрослые женщины. К вечеру, когда вся казарма оказалась битком набитой голыми женщинами и девушками, из прожарки начали доставать и заносить в казарму штаны, парки и мокасины, которые их хозяйкам еще требовалось смазать свиным и оленьим жиром, а потом как следует размять. Ночь вчерашним 'волчицам' предстояло провести в казарме на голодный желудок, после чего с утра у них должна была начаться совершенно новая жизнь, и по истечении периода искупления, который может быть сокращен ввиду хорошего поведения и ударного труда, все они имели шанс влиться в ряды нового племени.
Тогда же и там же. Люси д`Аркур - бывший педагог и пока еще убежденная радикальная феминистка
Как оказалось, зря я паниковала насчет всеобщей мобилизации. Про меня никто даже не вспомнил. И вообще, внимательно понаблюдав, я с облегчением поняла, что воевать никого не принуждали - женщины сами рвались в бой. Они воспринимали предстоящую битву как развлечение, пусть даже и опасное. Они были возбуждены, но никак не напуганы. Почему-то, глядя на них, таких уверенных в себе, деловитых и явно настроенных на победу, я испытала нечто вроде стыда, что вот никто не впадает в панику и не трясется от страха, лишь я одна накручиваю себя и бледнею перед лицом опасности. Я постаралась успокоиться, проведя для себя нечто вроде медитации с закрытыми глазами (здесь я частенько стала это практиковать, чем, конечно же, вызывала еще больше насмешливо-снисходительных взглядов; наверное, со стороны казалось, что у меня появляются психические отклонения).
Мой ум, склонный все анализировать, пропуская через призму феминизма, работал на полных оборотах, пытаясь примирить мои убеждения с реальностью. Как стройно и логично укладывались мои идеи в действительность там, в нашем мире; все было просто и понятно как дважды два: вот это истина, а это ложь; это белое, а это черное. Но я никогда - никогда - не пыталась посмотреть на жизнь под другим углом. А наверное, стоило бы. Тогда бы мне не пришлось так страдать - в полном одиночестве, всеми избегаемой... Лучше бы мне иметь чистый и доверчивый, гибкий и податливый, как у моих бывших учеников, разум - тогда мне было бы легче принять ЭТУ реальность, которая сейчас меня убивает, а их, наоборот, бодрит.
Мне кажется, что я знаю истину, а остальные нет - но разве это делает меня счастливее здесь, в этом мире, на этой юной земле, среди детей природы и суровых русских? Мои идеи гендерного равенства выглядят смешно и жалко, и никто не воспринимает меня всерьез. Но я знаю, что в моих идеях нет ничего дурного или неправильного. Но почему же, когда я пытаюсь применить их к происходящему, у меня создается стойкое ощущение, что что-то не так с самими идеями? Надеюсь, мне удастся во всем этом разобраться, и в один прекрасный день я обрету гармонию в душе, которая, как известно, не должна зависеть от обстоятельств... Пока же я буду наблюдать.
Итак, подготовка к предстоящему сражению протекала в деловито-спокойной обстановке. Вожди отдавали распоряжения, заряжали свое оружие, о чем-то невозмутимо совещались.
Поначалу я не собиралась наблюдать это столкновение, а отсидеться где-нибудь в уголке, но отчего-то вдруг почувствовала нечто сродни так называемому 'чувству локтя' и желание увидеть все своими глазами. И я присоединилась к наблюдателям, число которых составляли в основном дети, женщины на сносях и, за исключением нескольких человек, мои бывшие ученики.