Прогулка по висячему мостику

Трубицина Екатерина Аркадьевна

– Оборудование – не Ваша забота, мадам! Ваша забота – грамотные эскизы и всё!

«И всё» неслось уже по инерции и только поэтому не застряло в глотке. Рябоконь в ужасе умолк под тяжелым взглядом Радного и послушно поплелся за Ириной. У стенда в качестве консультантов остались: главный дизайнер, не знавший чем заняться, и Генка, самозабвенно внедрявший через переводчика в умы посетителей, плотно окруживших павильон, нечто, по всей видимости, поражавшее их воображение.

С замиранием сердца в груди Ира ступила на вожделенный второй этаж. Она молча перемещалась от одного стенда к другому, проглядывала рекламные буклеты, содержащие основные сведения о представляемом оборудовании, и, в конце концов, основательно

затормозилась у одного из павильонов. С заученным радушием к ней подошел улыбчивый юный менеджер. По-русски он не говорил вообще, по-английски – вполне сносно, а главное понятно для Иры. О том, что она пыталась от него добиться, этот представитель фирмы явно не имел ни малейшего понятия, сыпя лишь общими фразами относительно надежности и многофункциональности представляемой им продукции. Ира потребовала техническую документацию на английском и погрузилась в ее изучение, время от времени задавая вопросы главному инженеру, на которые тот неизменно отвечал желчным «зачем?». Выслушав очередной «зачем?», Ира попросила менеджера с застывшей заученной улыбкой пригласить кого-нибудь из инженеров-разработчиков.

Главный разработчик заинтересовавшего Иру оборудования в данный момент отсутствовал. Юный менеджер, пока прилагал все усилия, дабы обеспечить его наличие, ужасно сожалел, что он так некстати канул непонятно куда. Сквозь череду эмоциональных междометий выяснилось, что «отец чудо-техники», являющийся единоличным автором представляемого инновационного проекта в области высокоточных технологий в мебельной промышленности, ко всему прочему очень хорошо знает русский язык, а значит, мог бы дать самые исчерпывающие и понятные ответы на Ирины вопросы. В конце концов, вместо него пришлось пригласить другого инженера.

– - -

Экскурс на второй этаж оборвался окончанием рабочего времени выставки. Ира, Радный и Рябоконь не обошли и половины. Кроме того, к ним как репей прилип какой-то японец с трудом говоривший по-русски, но зато понимавший великолепно. Ирины вопросы, задаваемые ею у стендов с мебельным оборудованием, судя по всему, произвели на него неизгладимое впечатление, и все попытки отвязаться от представителя страны, ведущей в сфере современных технологий, оказывались тщетными, пока, уже перед самым закрытием, на горизонте ни появился Генка. Он быстро смекнул, что к чему, и, «оседлав» своеобразие японской культуры, технично исчез вместе с ее представителем, появившись уже в отеле и без гражданина страны восходящего солнца. Ира вздохнула с облегчением:

– Ничего не имею против Японии, но раскрывать карты ее уроженцу ну совсем не входит в мои планы.

– А нам-то хоть раскроете? – спросил измотанный непониманием Рябоконь.

– Частично – да.

– Ирчик, а почему только частично? – весело спросил Генка.

– Если честно, то лишь потому, что не хочу остаток своих дней провести в психушке, господин Логинов.

Кто-то из «главных коней» было хихикнул, но враз заткнулся, немедленно попав под перекрестный огонь взглядов Генки и Радного.

– Значит, мне ты потом расскажешь все?

– Ген, я не думаю, что в этом будет необходимость – сам поймешь. В конце концов, изначально это же твоя идея?

– Ирчик, помилуй, я и не предполагал, что из-за моего пристрастия к реликтовым культурам ты полезешь в какие-то непроходимые дебри и до полусмерти напугаешь руководящий персонал Стасовой фабрики.

Из последнего заявления Ира заключила, что «кони» успели нажалиться Генке по поводу ее неугомонной персоны.

«И не догадывалась, что инженеров и дизайнеров можно напугать новым оборудованием», – подумала она, но вслух этого говорить не стала, а с места в карьер принялась за объяснение того, что и зачем пыталась выяснить сегодня по поводу возможностей станков представленных на выставке. Радный и Генка,

судя по выражению взглядов, не поняли ничего. Главный дизайнер, казалось, хоть смутно, но хоть что-то осознавал. Выслушав все, главный инженер задал Ире несколько вопросов понятных не более чем и предыдущая Ирина речь, после чего они вступили в длинную дискуссию, из которой все остальные уловили только одно: оба говорят на русском языке.

– Ира, хоть убейте, не могу понять, зачем все это, если результат будет такой же? – торжественно изрек Рябоконь первую фразу, имеющую общедоступный смысл.

– Нет, не такой же. Незаметные глазу искривления плоскостей заметны телу, которое в одном случае устает быстрее, а в другом способно функционировать в оптимальном режиме гораздо более длительное время, при этом испытывая приятные ощущения бодрости.

– Ира, я, как Вы понимаете, знаком с эргономикой, и для соответствия ее требованиям подобные чрезмерно утонченные изыски абсолютно ни к чему. Я знаю, – не давая Ире вставить слово, спешил выказать свою компетентность Рябоконь, – Вы сейчас скажете, что коль уж новейшие разработки обладают такими техническими показателями, значит, в них есть практическая необходимость, так? Но я Вам отвечу, – вновь не давая Ире вставить слово, спешил выказать свою компетентность Рябоконь, – что любое оборудование делается с запасом возможностей и прочности.

– Именно на это я и рассчитывала. Видите ли, до сегодняшнего дня я совершенно не следила за новинками оборудования для мебельной промышленности, а потому, не имея достаточных знаний, могла только надеяться, что отвечающие моим требованиям функции в образцах нового поколения все ж имеются. А то, о чем я говорю, это не совсем эргономика, точнее совсем не эргономика, вернее эргономика, но совершенно иного порядка. В данном случае учитываются не только особенности строения человеческого тела, и не столько. В гораздо большей степени имеет значение организация пространства в принципе.

– Вот теперь я вообще ничего не понимаю! – окончательно вышел из себя Рябоконь.

– Короче, Вам когда-нибудь приходилось сидеть на пеньке, с виду совсем обычном, и чувствовать себя гораздо более комфортно, чем в самом удобном, самом совершенном, с точки зрения эргономики, кресле? – пытаясь сохранять дружелюбный тон, спросила Ира.

Радный пронзил ее взглядом:

– Мне приходилось, – медленно проговорил он.

– Где, если не секрет?

– В Сибири. В тайге. В избушке старухи-знахарки.

– Спасибо, – поблагодарила его, слегка кивнув, Ира. – Любой объект определенным образом организует пространство. Этим можно управлять за счет искривления плоскостей и изменения наклона и соотношения их осей.

– Ира, а Вам не кажется, что это нечто из области мистики? – спросил Белоконь.

– Нет, не кажется. Я точно знаю, что это из области мистики, если термин «мистика» понимать как практику, направленную на непосредственное единение с Абсолютом, то есть на существование в согласии с Глобальными Законами Вселенной. Просто нет ничего удивительного в том, что параметры – в данном случае пространственные – можно просчитать и задать для определенного объекта.

– Вы уверены, что неграмотная старуха из тайги способна к подобным вычислениям? – усмехнувшись, съязвил Рябоконь.

– Нет. Она это просто знает. Чувствует.

– Каким же образом?

– Точно таким же, как вы чувствуете, знаете скорость приближающейся машины, когда переходите дорогу. Для практического владения знанием совсем необязательна вербализация информации или перевод ее в какие-либо другие, например цифровые, символы.

Генка отрешенно улыбался. Радный перестал сверлить взглядом Ирину и направил его в неведомую даль. Его глаза искрились. Рябоконь переводил дух и готовился к новым нападкам, а Белоконь ринулся в атаку: