Прогулка с продолжением
Шрифт:
— Если там тир, то здесь, наверное, просто расстреливают? — спросила я, оборачиваясь.
— Не волнуйтесь, это не здесь, — ответил капитан, очевидно, полагая, что он достаточно прояснил ситуацию.
Он отворил передо мной дверь, и я вошла в еще один коридорчик, покороче всех предыдущих. Справа стоял ряд уже не новых стульев, слева стол, за которым играли в нарды двое мужчин, одетых в обыкновенную человеческую одежду, а не в милицейскую форму.
— Это она? — спросил один из них у моего капитана.
Тот, кивнув, ответил:
— Ну!
Тот,
— Фамилия?
— Иванова, — огрызнулась я. — А в чем, собственно, дело, я могу узнать? Или это самый секретный секрет в вашей конторе?
— Если покажете документы, подтверждающие вашу личность, я отвечу на все ваши вопросы и задам еще свои, — улыбнулся мне этот оперативник.
А то, что он именно оперативник, сомнений не было. Я достала из сумки водительские права и протянула ему.
— Этого достаточно?
Полистав документ и сверив мою фотографию с моей же личностью, опер задал совсем уж глупый вопрос:
— А где ваша машина?
Я вздохнула:
— Ее нет с нами.
— Я заметил, — хмыкнул парень, — вы ее поставили во дворе? Она нам, возможно, понадобится.
— Она мне целый день нужна, — подразозлилась я. — Но, увы, когда ее вчера взрывали, моего мнения на этот счет не спрашивали.
Второй опер, все еще сидевший за столом и не принимавший участия в разговоре, после этих моих слов произнес:
— Ух ты, — и, встав, подошел к своему товарищу, все еще державшему мои права в руках.
— Проверил, что ли? — спросил он.
— Ага, — ответил первый опер и, обращаясь ко мне, произнес: — Татьяна Александровна, сейчас мы с соблюдением всех необходимых формальностей произведем опознание по заявлению нескольких граждан, подвергшихся вчера вечером хулиганскому нападению в клубе «Эдельвейс». Вы не против?
Я настолько обалдела от его слов, что нашла в себе силы только инфантильно кивнуть и промолчать. Мои чувства понять можно: в довесок ко всему нагромоздившемуся на мою несчастную психику за вчерашний ненормальный день получить еще и обвинение в хулиганстве! Нет, мир точно сошел с ума и хочет то же самое сделать и со мной.
Краснорожий капитан, приведший меня в этот сумасшедший подвал, ушел и не закрыл за собой дверь. Через несколько секунд в нее вошли три женщины.
Взглянув на них, я смогла только прицокнуть языком и закатить глазки. Ну посудите сами: меня поставили в один ряд с двумя какими-то бомжихами, подобранными у ближайшего ларька, и местной аборигенкой весом в сто пудов и с явно казенной физиономией. Боже мой! Если кого и выбирать в хулиганки из такого набора, то только меня, несчастную, остальные были недостойны даже взгляда мало-мальски приличной жертвы.
После того как меня с моими «подельницами» перетасовали и поставили в рядок, начали по очереди заходить «жертвы».
Первым был нудный метрдотель из «Эдельвейса«,
— Пожалуйста, — обратился к нему оперативник в куртке, — скажите конкретно — кто.
— Вот эта девушка в плаще. — Дядька совершенно хамским образом ткнул в меня пальцем.
— Когда вы с ней встречались и как зовут эту девушку? — подскочил к нему второй оперативник.
— Не знаю, как ее зовут, а увидел я ее вчера впервые в жизни, — начал метр и со слезой в голосе рассказал душещипательную историю о том, как он вчера не покладая рук выполнял свои нелегкие обязанности по контролированию порядка в большом зале «Эдельвейса», и вдруг невменяемой фурией промчалась мимо него я. Он так и сказал — «невменяемой фурией». Поэт, блин! Так вот я и промчалась и, схватив его за настоящий французский галстук, протащила в административный коридор, а там!..
В общем, он нарисовал портрет маньячки, которой, я и сама не поняла, что было нужно. Потому что, по словам бедного потерпевшего, в туалете он совсем не был. А как ему удалось позвать охрану, если, как он выразился, я не оставляла его ни на минуту, дядька внятно объяснить не смог.
Наконец он ушел, и я подумала, что на этом все закончится. Я оглянулась на соседок и была удивлена изменением их настроения. Обе бомжихи смотрели на меня почти влюбленно, многопудовая же мадам, услыхав рассказ о моей порочной натуре, бочком-бочком постаралась отойти подальше и косилась на меня очень даже нехорошим взглядом.
— Приглашается следующий потерпевший, — провозгласил опер, тренирующийся, очевидно, в амплуа конферансье, и к нам вошел один из охранников. Тот самый динозавр с горошинкой вместо мозга, у которого эту горошинку я вчера так хорошо потрясла бутылкой коньяка.
В отличие от метрдотеля, парень чувствовал себя здесь неуютно. Было заметно, что с гораздо большим удовольствием он бы лично поговорил со мной, чем добивался бы моего наказания с помощью милиции. Динозавр неуверенно мычал, пыхтел и говорил односложными словами. Но ребята-опера сумели-таки из него вытрясти, что вчерашней хулиганкой была именно я, что особых претензий он ко мне не имеет и что произошедшее вчера было ерундой на постном масле, о которой и говорить неудобно.
После него вошел второй охранник и повел себя примерно так же. Можно было ожидать еще и Ольгу, которой я не дала спокойно допить коньячок, но ее почему-то не было.
После окончания опознания всех моих соседок отпустили. Я же, подойдя к столу, где была прервана увлекательная партия в нарды, принялась подписывать всякие бумажки.
— Что ж вы так себя неадекватно ведете, Татьяна Александровна? — спросил меня опер в коричневой куртке. — Характеристики у вас замечательные, никогда никаких претензий к вам не было. И вдруг — такая неадекватность!