Прогулки по Аду
Шрифт:
— Добро пожаловать в Ад! Говнюк!
2
Я очнулся от яркого света, бившего в глаза. В лицо безжалостно светила круглая операционная лампа. Я был голый и привязан к столу. Белые кафельные стены и запах медикаментов сразу дали понять, где я нахожусь.
— О, очнулся! — раздался возглас. — А я думала на наркозе сэкономить.
Надо мной склонилась фигура в зеленом медицинском халате. Между такой же зеленой шапочкой и закрывавшей рот и нос марлевой повязкой я увидел холодные серые глаза, с интересом смотревшие на
— Сколько тебе лет? — спросил врач.
— Пятьдесят восемь, — быстро ответил я, прибавив себе лишнюю десятку.
— Врешь, — улыбнулись глаза. — Тебе сорок восемь, мы нашли твои права.
— У меня тяжелая стенокардия, бронхиальная астма и подагра. А еще хронические гастрит и панкреатит, — перечислил я.
— Почки? — раздался вопрос.
— Пиелонефрит.
Врач засмеялся:
— Ты хочешь сказать, что взять с тебя нечего? Ну да, я видел твои таблетки. Сердце и легкие, похоже, придется выбросить, но что-нибудь жизнеспособное я в тебе все-таки поищу. Хотя бы тестикулы, — и он больно щелкнул меня по члену.
— Осложнение после перенесенного в детстве паротита, импотент, — улыбнулся я.
— Ну да? — удивился врач. — Но дочку ты как-то сделал! Хорошая девушка.
— Откуда… — начал я.
— Ты звезда, — снова засмеялся врач, — про тебя целый день говорят по телевизору. Герой-извращенец, ушел от двух парализующих ракет, остановил все движение в городе. Идиот, и так сплошные пробки, а после тебя город вообще до ночи встал. Да еще доктора Арнольди замарал. Бедный, теперь где-то прячется от репортеров. А я у него учился, между прочим.
— Я тоже, — соврал я.
— Сереж, так как? Наркоз давать, или яйца и так отрежем? — раздался женский голос, и в моем поле видения появилась еще одна фигура в операционном прикиде.
— О! Коллега? И тоже учились у Арнольди? — удивился врач. — А знаете, мне кажется, что про почки вы пошутили, доктор. Не может же быть все больное? Давайте-ка мы посмотрим их в остром опыте, попробуем определить интактность, так сказать, на глазок. Не возражаете? — ухмыльнулся он.
— Давай, Лен, зови мужиков. Надо этого борова перевернуть. Не через брюхо же к почкам лезть. А наркоз? Да черт с ним, потерпит. Будет знать, как за маленькими девочками бегать, скотина, — добавил он.
— А вы, я вижу, высоконравственный человек! Не какой-нибудь извращенец, моральный урод! Дайте наркоз, не будьте уж совсем зверьми. А про почки я не соврал, действительно пиелонефрит, неактивный, правда.
Врач не ответил, видимо, о чем-то задумался.
— Так что? Интубировать? Или просто по башке стукнуть? Иначе он же орать будет страшно, оперировать не даст, — вывела его из задумчивости медсестра.
— Погоди, Лен. Здесь, правда, особо взять нечего, — ответил врач. — А как, коллега, у вас с хирургией? — спросил он меня.
— В объеме четвертого курса, — честно признался я.
— Ну, артерию от
— Вряд ли соглашусь, — холодно ответил я.
— Выбирай, — равнодушно сказал врач. — Или ты, или тебя. С тебя действительно взять нечего. Яйца только, ну еще кровь можно слить и спинномозговую жидкость. Как говорится, с паршивой овцы… Да ты не бойся, у нас тут гуманизм, все под наркозом, да еще снотворное перед операцией. Никто и не подозревает, что его ждет.
Я молчал.
— Ну как хочешь! Давай, Лен, приступай к интубации. Потом перевернем. Не бойся, наркоз дадим, мы же действительно не звери.
Медсестра подошла ко мне с трубкой в руках.
— Открывай рот. Будет тебе наркоз.
Несколько секунд я думал. Странное существо человек, совсем недавно я «с изменившимся лицом бежал к пруду», в смысле, к реке, чтобы умереть. И умереть в достаточно жестких условиях, захлебнуться довольно неприятно. Помню, бывало, такое в моих прошлых жизнях. Теперь мне предлагают комфортную смерть под наркозом, а я чего-то раздумываю. Не могу же я серьезно принять предложение участвовать в разборке людей на органы. Даже при всем моем цинизме. А остаться в живых, попытаться выбраться?
Я продолжал молчать и рта не открывал.
— Ну! — нетерпеливо прикрикнула сестра.
Все-таки мысль, что умереть можно успеть всегда, особенно при доступе к препаратам, была, наверное, правильной.
— Я согласен, — выдавил я из себя, — отвяжите.
— Молодец, — похвалил меня врач. — А я уж подумал было, что наивные, благородные идиоты еще не все повывелись. Лен, — обратился он к медсестре, — пойди, позови кого-нибудь из охраны. Пусть проводит нашего толстячка в изолятор. И попроси кастеляншу подобрать ему одежонку.
И врач — хотя назвать этого человека врачом можно только с очень большим допущением — ловко перерезал скальпелем бинты, которыми я был плотно принайтован к операционному столу.
Я с трудом сел, потирая затекшие запястья.
— Простыню можешь забрать, — сказал врач, — прикрыть свои замечательные яйца.
Я сполз со стола на холодный кафельный пол, стянул постеленную на столе простыню и завернулся в нее. Вернулась медсестра в сопровождении одетого в черную форму здоровенного охранника.
— Отведешь этого клиента в изолятор, — кивнул на меня врач. — Выберешь комнату поприличней и запрешь там. Я потом зайду.
Охранник повернулся, и я пошлепал босыми ногами за ним.
— У нас и детишки попадаются, — сказал мне в спину врач. — Будешь хорошо себя вести, дам позабавиться. Ты как к мальчикам относишься? Или только девочки?
Меня передернуло. Я качнул головой и, обернувшись, спросил:
— А что вы делаете с остающейся мышечной тканью? Ее ведь должно быть до хрена?