Прогулки по тонкому льду
Шрифт:
Когда мэтр Легран и унылый Майк выходили из участка, я уже трамбовала в отвоеванный ридикюль посеревший листок с данными на Ребекку Ричардс.
— Итак, Майк, — усаживаясь за руль пароэкипажа, начал допрос мэтр — директор. — Объясни мне непонятливому, какой демон понес тебя в город, когда я дал тебе неделю на переживание второго этапа перерождения?
Дети затихли на заднем сидении авто, вжимаясь телами в обивку и усиленно прикидываясь элементами декора. Я, погруженная в свои малоприятные мысли, приматывалась ремнями безопасности и мало следила за беседой.
— Мэтр, я не думал… — начал было Майк.
— Это я и без тебя понял, — вздохнул
— Но он стащил сумку мэсы Ноарис, — без энтузиазма оправдывался мальчик.
— М-да. А постовые на что? — Мэтр, сидевший вполоборота к детям, теперь выпрямился и устало глянул в окно. — Мне безумно радостно, что ты, Майк, считаешь учеников и учителей школы своей стаей. Но, во-первых, ты не альфа. А, во-вторых, у нас теперь проблемы. Рассказывай, как все было.
Мэтр молчал, пока Майк сбивчиво излагал случившийся с ним припадок, свои ощущения, мысли, порывы.
— Простите, что подвел вас, учитель, — вздохнул Майк.
— Прощаю, — на удивление благодушно кивнуло начальство и повернуло рычаг мотора. — И два часа медитаций.
— Но было же час!
— Я вижу, тебе часа мало, — пожал плечами мэтр. — Так что будет два, а будешь скулить, два превратятся в четыре. Мне продолжать?
Далее мы ехали по городу в траурном молчании. Микки уделяла все свое внимание пейзажу за окном, Майк не поднимал глаз, тупо глядя на пол, я нетерпеливо ерзала на своем месте, желая поделиться новостями с мэтром. Вскоре из-за серых стен домов вынырнул облезлый парк и рыжие стены Эргейл. Дети выскочили из пароэкипажа, стоило Леграну начать сбавлять ход, а я радостно нырнула в закрома своего ридикюля.
— Итак, мэса. — Легран обернулся ко мне всем корпусом, закинув руку на спинку своего кресла. — Что же вас так возбудило в участке, что вы подпрыгивали на месте всю дорогу?
— Вот. — Я гордо сунула в руки мэтру копию объявления. — Это она. Это ее силу я получила, и ее жизнь является мне в видениях.
Мэтр осторожно взял у меня листок. Повертел его в руках, перевернул тыльной стороной, глянул на свет. Вздохнул. Мне его вздох очень не понравился, так вздыхают, когда должны расстроить, но не хотят этого делать.
— Она не маг, — решительно заявил мэтр, возвращая мне фотопортрет.
— Этого быть не может! — Я тоже принялась вертеть бумажку в руках, словно она наглым образом спрятала в себе правду и отказывалась ее предъявлять мэтру. — Но как же тогда видения?
— Сам этого понять не могу, но Ребекка Ричардс не маг, — развел руками мэтр. — Это было бы видно по фото.
— Что?
— Не одаренный не заметит ничего, но маг увидит свечение ауры. — Легран снова взял у меня портрет девушки и провел пальцем по контуру ее фигуры. — Чары способны замылить взгляд человеку, оттого нелюдей не так легко запечатлеть на фото. Но маги видят правду, и я уверенно заявляю, что эта девушка не маг.
Я снова скользнула взглядом по фото. Не маг. И снова тупик. Надежда робким лучиком вспыхнула и снова оставила меня одиноко блуждать во тьме загадок и недомолвок. Но после меня осенила другая, не менее волнующая догадка:
— Она не была магом тогда, когда позировала для этого фото, — заключила я, переводя взгляд на мэтра. — Такое возможно?
Мэтр кивнул, растерянно потер переносицу указательным пальцем и глянул мне в глаза.
— Да, такой ход событий объясняет все те факты, что сейчас есть у нас в наличии.
— И что нам с ними делать?
— Для начала успокоиться и не торопиться с выводами, —
Мэтр потянулся и взял меня за руку. Такой трогательный и полный дружеской поддержки жест вызвал в моей душе целую бурю эмоций, начиная от смущения и заканчивая сложно объяснимой радостью. Я смущенно улыбнулась ему и, вопреки манерам и нормам морали, не отняла руку. Но увы, как бы хорошо мне ни было в уютном тепле салона авто, пришлось выйти из него в объятия пронизывающего до костей ветра. Легран направился к гаражу, а я все так же стояла у ворот школы, задумчиво глядя на портрет девушки, с которой нас так нежданно и странно связала судьба.
— Что же случилось с тобой, Бекки Ричардс? — вздохнула я, погладив пальцем портрет. — И что ты так настойчиво хочешь мне сообщить?
Глава 11
— Бекки очень скромная девочка. — Мэса Ричардс протянула мне чашку с чаем и, всхлипнув, закуталась поплотнее в шаль. — Она не могла сбежать. Полиция ищет любой предлог чтобы свернуть поиски.
Мы сидели в крохотной гостиной одного из доходных домов на окраине города. Рабочий квартал, слишком грязно, бедно и уныло для девочки, обучающейся в художественной академии. Все в обстановке подтверждало, что ранее семья жила намного лучше, но теперь едва сводит концы с концами. Я помнила, что мэтр Легран обещал навести справки о пропавшей девушке. Но что мешало мне проделать то же самое, используя самые верные источники?
— Вы неправы, в участке висит объявление о пропаже Бекки, и ориентировки разосланы, — принимая питье, отозвалась я. — Полиция занята поисками.
— Ах, мэса, — вздохнула женщина. — Я так рада, что учителя моей дочери не забывают о студентке. Я уже подумала, будто никому нет дела до моей Бекки.
Я нервно улыбнулась и принялась пить обжигающе горячий чай. Да, я солгала. Выдала себя за учителя истории искусства Академии живописи. А что делать? На студентку я уже мало похожу даже при слабом освещении. Можно, конечно, дождаться известий от Хэйла, но чутье подсказывает, что он только подтвердит отсутствие Ребекки Ричардс в реестрах Башни Хранителей.
— А вы не замечали странностей в ее поведении? — пережидая приступ мук совести, принялась я за расспросы. — Может, она стала скрытной или нервной?
— Увы. — Женщина опять вздохнула и перевела взгляд в сторону облупленного камина. — С тех пор, как мой муж и отец Бекки покинул этот мир, дочь стала замкнутой и печальной. Она очень любила отца.
Я проследила взглядом за тем, куда смотрела мэса Ричардс. На вытертой каминной полке стояла шеренга фотографических портретов. Вот мэса Ричардс в подвенечном наряде, стоит рядом с представительным мужчиной во фраке. Вот счастливая пара держит на руках младенца, утопающего в кружевных оборках. Вот уже трое: отец, мать и дочь — позируют на фоне горного пейзажа, нарисованного на куске фанеры. Был здесь и портрет, копия которого украшала стену участка. Счастье, радость, любовь — они сочились из фотографий, они были заполнены ими до краев. В уставшей и изможденной женщине, что сидела рядом со мной, сложно было узнать ту даму, что приветливо улыбалась с портретов. Как меняет нас горе, как явно отпечаток нужды и одиночества бросает тень на лица, гасит свет в глазах, стирает с губ улыбки. Только боль и тоска остались там, на дне потухших глаз некогда блистательной мэсы.