Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"!
Шрифт:
— Обучившийся начальной грамоте абориген может далее и сам обучаться! Было бы желание, а знания он найдёт самостоятельно! — сегодня мальчиков и девочек насильно учат, но от стараний педагогов число "вундеркиндов" на тысячу школьных голов не увеличивается.
Кем были организаторы школ для оккупированных русских детей, какие у них были имена и фамилии? В каком разряде "врагов страны советов" они числились многие годы, и к какому "лику" сегодня причислить их?
Для разрешения вопросов нужны особые исследования, но и без таковых их можно именовать "вражескими
люди, учившие детей грамоте, были "врагами народа" и назвать их "патриотами России" язык не поворачивается!
— Твоё дело считать их кем угодно, но они мне симпатичны! Обучать детей грамоте в смутное и ужасное время — такое на героизм тянет! Всегда, в любых условиях нужно учить детей! Даже и бесплатно! Как всегда…
Родители согласились, и кое-как обрядив сестру, послали учиться. Школа располагалась на другом конце города, а это немалые километры ногами. Сестре было десять лет.
Какая была школа? Не знаю, поэтому не могу сказать, что кто-то из захватчиков "давил" на педагогов "усиленно заниматься немецким языком и прививать советским детям чуждую культуру". Пели русские дети "Дейчланд, Дейчланд юубер алес", или ограничивались изучением русского языка и счётом с помощью международной цифири? Висели в классах на стенах портреты фюрера?
Эх, ну почему меня не отправили в школу! Где теперь найти, хотя бы одного из учителей школы времён оккупации! Кто платил учителям "серебряники"? И сколько? Больше, чем ныне?
— В школе времён оккупации крылась угроза куда страшнее, чем военная: учителя, обучавшие детей письму и счёту, были опаснее вражеских танковых армии!
— Это при первом рассмотрении, но если хорошо подумать, то врагами были не учителя, нет, во врагов превращались обучавшиеся!
— Поясни?
— Что пояснять? Представь, чего в советское время стоила строчка в биографии "начал обучение в школе на оккупированной территории"? Как изволите понимать!?
— И как?
"Изгнать ненавистного врага с захваченной советской земли"! — лозунг правильный, но с двумя позициями: одни его только провозглашали, а другие — только выполняли призыв. И местами не менялись. Кто больше думал о "захваченной земле" — до сего дня выясняют. Как думаешь, чем страшна всякая оккупация?
— Очевидным: "насилием оккупантов над оккупированными. Жестокостями и преступлениями".
— Это — вторично. Всякая оккупация и до сего дня опасна привыканием захваченных к захватчикам! Чем дольше оккупанты пребывают — тем больше появляется понимания у захваченных. Почему "верха" и не считались с потерями в людях при освобождении захваченной территории. Но о своём страхе помалкивали.
А что учителя? Их жизненный цикл заканчивался, им уходить из жизни, и таким образом "хранителями памяти" оставались обучаемые ими дети. Все, кто тогда начал обучение, помнят об этом до сего дня. Вопрос: "что думали повзрослевшие ученики через годы об оккупантах"? Когда всё "вернулось на круги своя" и на них обвалили поток
— Некогда им было думать: "работали на восстановлении разрушенного войной народного хозяйства". В том и содержится ужас: они учились в школе, а кто-то в то же самое время умирал в лагере. Вот она, какая "разнобокая" война!
Шесть десятков лет живу с памятью о том, что сестра начала постигать науку в школе времён оккупации. Непонятно: в какой школе началось её обучение? В русской, или вражеской? Что не в "советской" — наверное.
Ответ один: "на оккупированной территории всякая школа могла быть только вражеской"! Всякая не советская школа — вражеская!
Не знаю язык свой, но люблю его. Такое часто случается: любим, но не знаем, что любим и очень часто незнания спасают нас. Помогают жить. Зачем остальным знании о жизни "сильных мира сего"? Чтобы расстраиваться от мыслей: "у-у-у, сволочи"!? Плохо знал и "советскую власть", но не любил её.
Русский язык мой обладает многими удивительными свойствами, и одно из них такое: в нем есть "последние слова". Одна жалуется другой:
— Обругал последними словами! — если есть "последние" слова в языке, то должны быть и "первые", коими хвалят и ободряют. Не иначе!
Есть ли разделение на "первые" и "последние" слова в других языках мира — не знаю, но допускаю, что такое может быть во всех языках германской группы. Вот набор "последних" слов, кои хочу выложить в адрес прошлых врагов:
— Враги! Оккупанты проклятые! Убийцы! Изверги! Негодяи и сволочи! Ублюдки и подонки! Нелюди, наконец! — после такого "набора" должно следовать проклятие прошлому: оно ужасно!
— Бес, всякому прошлому нужно определять границы? Или обойдёмся без них?
"Последние слова" из прошлого плавно, как контрабанда, перешли границу и в настоящее время, а что останется для будущего времени — старикам не следует волноваться.
Соглашаться с "последними словами"? Могу иметь мнение о прошлом, или мнение должно быть "одно на всех"!?
Ах, эта школа времён оккупации, где сестра приступила к главному в жизни: учиться грамоте. Куда прошлую вражескую школу? Как стереть её из памяти? Древние проклятия в адрес оккупантов ослабляются, нейтрализуются школой сестры.
Что получается? Враги шли истреблять народ, но вместо этого дозволяли открывать школы? Или из всей германской армии городу достались особые, ненормальные враги? Не понимавшие: "грамотный раб в будущем стократ опаснее"!? Почему в нашем городе остановились в "выжигании советской земли"!? Для чего делали отсрочки в уничтожении местного населения? Не для того ли, чтобы восстановить всё разрушенное руками покорённых, а затем их уничтожить? Как бы ни игралась "пьеса", а финал тот же: