Прогулки с бесом. Том четвёртый
Шрифт:
– Когда государь Петр, вооружившись топориком, приступил к "рубки окна в Европу" в облюбованном месте, то ему в сем благородном и святом деле зело воспротивились тамошние чухонцы. Упирались и не хотели покидать заболоченные, но родные и любимые места.
С царями накладно спорить, история об этом много рассказала. Изгнанные с родных мест аборигены ничего, кроме проклятья на покидаемое место, наложить не могли, в какой вере пребыли - неизвестно, но что язычник - без ошибки. Какова мощь и сила проклятий язычников перед проклятиями изгнанных христианок из реквизированного монастыря не
– Голос местечкового патриота, но и чухонцы были не подарок. е. Строительство "града Петрова" сопровождалось неучтёнными смертями строителей, "работные люди" умирали тысячами, всякий знает, на чьих костях стоит вторая столица Руси. Вопрос: мог, хотя бы один из "работных людей", умирая от болезни, проклясть тех, кто кнутом "вдохновлял на труд?" Если "да", то вполне достаточно для неуютного проживания в "петровом граде" и до ныне.
Нечего сказать, красив град Петра, много интересного в себе содержит. Погостить какое-то время - одно, но жить постоянно - тяжко.
– Проклятье на монастырь наложили святые люди, монахини. Может ли сегодня, не менее святой, чем игуменья из прошлого, служитель культа, священник, снять древнее проклятье? Если, разумеется, оно появилось в свет? Кто сегодня окажется сильнее: древние налагатели проклятий, или сегодняшние "специалисты" по избавлению от таковых?
– Нужно пробовать. Как можно присуждать "первое место" без борьбы?
– бес от прямого ответа уклонился.
На момент выселения монахинь, обитель прожила более ста лет, а с приходом новой власти "монастырская" жизнь окончилась. Это были прекрасные времена смен названий и перемены понятий. Законов не было, и монастырь окрестили "городком рабочих". Как ещё?
Монахини - это монахини, и, разумеется, никакой нумерации келий при их житии в монастыре не было. Греховное деяние нумера: если пронумеровать - кто-то будет "первым", а кто-то в - "хвосте"? Негожее дело, нечистое, зачем антихристовы учёты в обители? Насельницы и без учётов знали, кто и в какой келье несёт обет монашества
Трудящиеся, получившие "подарок" от советской власти, немедленно исправили упущение монахинь и каждому дому-кельи присвоили номер, и нашей келье выпал "сто шестой". Отец и мать получили половину кельи за труд по вождению городского электрического транспорта: трамвая.
Семейные предания говорят, что подругу свою и мать нашу, отец встретил в трамвайном парке: на то время она лихо гоняла вагоны по губернскому городу. Потом были "соревнования". "Страна советов" не могла жить без "соревнований", но кто и кому из родителей проиграл в скорости - не знаю, но к началу войны "гонки" окончились понятным и с последствиями образом в виде трёх детей. Такого, как "общение по интересам" не знали, но им пользовались.
Городок-монастырь - квадрат со сторонами "триста пятьдесят саженей на триста". Сколько это в метрах - можно подсчитать, но это будет уже "городок рабочих", но не монастырь: святая обитель замышлялась в саженях, но не в метрах.
Ориентировка стен такова: запад-восток - две стены, север-юг - так же. В средине
Внутри монастырской ограды деревянные, близко поставленные кельи-домики, так близко, как только ставят на Руси. Владея громадными пространствами в поселениях жмёмся домами до такой близости, что со временем приходим в ярость от надоевшей многолетней тесноты. Как скоро приедается "любовная близость строениями" плоть до взаимной ненависти и смертоубийства - на эту тему диссертаций вроде бы ещё никто не написал. Люто воевать друг с другом - одно из любимейших наших занятий. Если вопросить поселенцев:
– Почему и зачем так близко ставите дома? Места много, можно и дальше разнести хижины?
– Причина близости - взаимная любовь! До остервенения! Кучно жить как-то веселее! При нужде быстро на помощь соседу придти.
– Тогда почему из-за мелочи, из-за вершка земли, убиваете взаимно и с удовольствием?
– Ошибка, не из-за вершка земли гроблю соседа, а за его наглость!
– резонно. Но отчего и почему мы начинаем "наглеть" - и этот вопрос ещё никто не брался "озарить светом истины".
У трёх углах монастыря, как и положено по уставу монастырского жития, стояли часовни. Пролетарии, получившие в пользование обитель, распорядились святыми строениями весьма мудро: в северной часовне, что была ближе к городу, организовали "торговую точку" по продаже пива "распивочно и на вынос"; в южной поставили трансформатор для питания "лампочек Ильича" в кельях новых монастырских насельников. Западная часовня пустовала по причине далёкого стояния от дороги, а потому в "сферу влияния" новой власти не попала. Сегодня к остаткам часовни приходят на эскизы учащиеся городской художественной школы.
– Понять не могу, что заставляет юных художников тратить краски и время на фиксацию вашего национального позора? Учащиеся сами-то понимают, что запечатлевают позор дедов? Вряд ли. Какой восторг, или радость в душе может вызвать писание сиротливой до слёз полуразрушенной часовенки?
– Не спрашивал. Что-то необъяснимое тянет писать полуразрушенную часовню. Не грешные ли души их "революционных" дедов приводят внуков на место преступления? Психиатры-криминалисты подтвердят: убийц тянет на место совершения преступления, но откуда такое желание у внуков!? Причём они-то!?
– Разве не вами придумано "за грехи отцов отдуваются дети"? Ненаучное объяснение, а если объяснять на "генетическом уровне" в самый раз.
– Советская власть "гуманнее" была, когда заявляла "сын за отца не отвечает"
– Врала, сука!
Западная часовня не нашла применения потому, что была далеко от дороги, в глухом месте, и ещё потому, что советская власть, горящая заботами о "благе и процветании трудящихся", близко от культового строения соорудила дощатый общественный туалет на шесть посадочных мест. Прямо у стены.