Прогулки с Бесом
Шрифт:
В прежних, далёких упражнениях в литературе, заботило одно: не позволять ошибкам проникать в текст - и видел себя пограничником, а ошибки казались злобными врагами-диверсантами, пытавшимися проникнуть в диктанты-сочинения-изложения и погубить плоды мыслей нехорошим баллом двойкой.
Ошибками-врагами великий и могучий русский язык богат и до сего дня. Многие враги русского языка на сегодня оправданы и получили право на существование, а тех, кто остался верен древним правилам в языке и восстаёт против
Когда борются с мелкими и пустяшными ошибками - о других, куда худших забывают, и те, отойдя на время в сторону, оседают, дают корни и, набрав силу - требуют "право на достойное существование", часто лучшее, чем !титульная нация".
– Немедленно дайте место под культовое здание, негде молиться!
– пора, пора, нас много, мы сила, бить нас поздно и нельзя, мировые законы не позволяют сокращать иноземные излишки. Поглядели аборигены, опоздали, наша культура пустила корни, вперёд, братья!
На ошибках с приезжими горели прежде, горят ныне и будут гореть в предстоящие времена "большие" государственные деятели, принося злую радость народной мелочи из местных:
– Што, доигрались, козлы!?
– а будь у единого из малых желание понять истину: "у больших людей и ошибки соответствую положению, а мелкоте, буде вздумает ошибаться по-крупному, быстро укорот получит!"
– "Бей своих, чтобы чужие боялись"?
– Оно. Вообще-то правителей следует выбирать из сорта "мелкая сошка".
– Чего так?
– Маленького человека на большую дурь не хватит, способности не позволят, и много денег из казны не украдёт. И как быть со званием "козёл"?
– "Козёл", как и туберкулёз с сифилисом, полностью не излечиваются, был козлом - козлом и останется.
Ни один серьёзный историк не рискнёт объяснить большой вопрос прошлого: "с чего и почему в святом деле очищения родины от врагов" не последнее место занимали сами очищаемые, почему бы на очистку не пригласить со стороны? Нет вам, писали доносы, верили написанному и что "очищают родину от врагов".
– Хотелось знать, какой балл влепил милейший Пётр Андреевич любимому ученику за нынешнее вольное изложение старого анекдота:
"Сидят трое в камере. Времени много, на допросы таскают редко, спешить некуда, и сидящие убивают время долгими и основательными разговорами:
– За что сидишь?
– одному.
– За два метра пеньковой верёвки...
– Брось, за два метра даже у нас не сажают!
– Оно так, но на другом конце корова была...
– А ты?
– Толом двух пескарей глушанул...
– За двух пескарей срок!? Не может быть!
– Там ещё два водолаза были...
– А ты?
– За лень...
– Брось! Как "за лень!?"
– Так. Как-то под вечер сосед пришёл попиздеть. Сидим,
Читатель, запишись в счастливчики и спи сном праведника: ныне, после любого количества и качества рассказанных анекдотов о власти ночью за тобой никто не придёт, никому ты не нужен. Вывод: "в прежние времена граждане страны советов получали от власти больше внимания, чем ныне"!
Что опасного "самому передовому строю в мире" мог изобрести школьник послевоенных лет, какими крамолами навредить "стране, победившей фашистского зверя", какими возможностями и средствами располагал?
– до срока, когда гражданам "страны саветов" дозволили "открывать рот не по делу" оставалось тридцать лет.
Общаться с талантами и дарами нынешних школяров не приходилось, а посему ничего сказать не можем, но своё золотое школярство излишне подробно помню и кое-какие моменты выставлю.
– С моего дозволения и с моими поправками. Не иначе.
– Уж как-нибудь тебя, сущность бесплотную, обойду, обучен русскому языку высоким профессионалом, а ты в это время где-то мотался по своим делам.
Школяры прошлого не могли заблуждаться, не знали о зарубежной жизни, не считая иностанных фильмов, кои, прорвавшись на экраны совецких зрительных учреждении в звании "трофейные" давали крохи знаний. Иных источников, кои могли отравить сознание молодого поколения савецких людей не было.
– А книги?
– Были ядовитые книги, но книжный яд подобен некоторым ядам растительного происхождения: подверг термической обработке - и, милости просим, можете кушать, а с киноядами сложнее.
Верха именовали трофейные фильмы "буржуйскими", а низы, смотревшие киношное зарубежье, не понимали неприязнь верхов и высказывали свои соображения:
– Живут же люди!
– кассовая выручка от враждебных, чуждых совецким людям зарубежных фильмов приятно волновала сердца товарищей, нёсших культуру в массы:
– Больше бы таких "плохих" фильмов - забота о выполнении плана по сбору средств от просмотра стояла на первом месте, забота о "чистоте помыслов совецких граждан, не порченных западной культурой" - на втором.
Пока дети травились зарубежным трофейным кино - отцы-матери жили по определению "ниже травы - тише воды". Употреби кто "диссидент" - название сошло бы за новое оскорбление, не тяжелее, чем имевшийся на то время набор старых и привычных лестных эпитетов. Что говорить о школярах?