Прогулки с бесом

Сокольников Лев Валентинович

Не знаю язык свой, но люблю его. Такое часто случается: любим не зная объекта любви, и часто незнания спасают нас. Помогают жить.

– Да, да, верно! Например, не следует смотреть телевиденье, когда оно показывает житие состоятельных людей... чтобы у тебя расстройств не появилось: "у-у-у, сволочи"!?
– как всегда бес приходил вовремя.

Русский язык мой обладает многими удивительными свойствами, и одно из них такое: в нем есть "последние слова". Одна жалуется другой:

– Обругал меня последними словами!
– если есть "последние" слова в языке, то должны быть и "первые", коими хвалят и ободряют. Не иначе!

Есть

ли разделение на "первые" и "последние" слова в других языках мира - не знаю, но допускаю, что такое может быть во всех языках германской группы. Вот набор "последних" слов, кои хочу выложить в адрес прошлых врагов:

– Враги! Оккупанты проклятые! Убийцы! Изверги! Негодяи и сволочи! Ублюдки и подонки! Нелюди, наконец!
– после такого "набора" должно следовать проклятие прошлому: оно ужасно!

– Бес, всякому прошлому нужно определять границы? Или обойдёмся без них?

"Последние слова" из прошлого, как контрабанда, перешли границу и обосновались в настоящем времени. Что останется для будущего времени - об этом старикам не следует волноваться, их путь заканчивается.

Соглашаться с "последними словами"? Могу о прошлом думать что-то своё, или мнение должно быть "одно на всех"?

Ах, оккупационная школа, как тебя забыть? Как забыть, если в ней сестра постигла азы грамоты? приступила к главному в жизни: учиться. Куда девать вражескую школу, как стереть из памяти?
– и все проклятья в адрес оккупантов ослабляются...

Что получается? Враги шли истреблять народ, но вместо этого дозволяли открывать школы? Или из всей германской армии городу достались особые, ненормальные враги? Не понимавшие: "грамотный раб стократ опаснее неграмотного"!? Почему в нашем городе враги остановились в "выжигании советской земли"!? Чего ждали, почему делали отсрочки в

уничтожении местного населения? Не для того ли, чтобы восстановить разрушенное руками покорённых, а затем их уничтожить? Как бы ни игралась "пьеса", а финал тот же:

– "Смерть аборигенам"!

Нестыковки всё же есть, и главная из них такая: "зачем учить "варваров с востока", если им уготован известный конец"? "Исполнение последних желаний приговорённых к смерти"? Для чего траты?

Вот он, ужас оккупации: если оккупант злобствует над аборигеном - понятно, он - оккупант, враг, пришелец, чужак, чего от него ждать! И злобствование его полезное, нужное для будущего:

– Помни, что они с тобой делали! - на фоне оккупантов "свои" обязаны быть лучше во много раз и по всем пунктам.

Но что вспоминать, когда оккупант как бы и не совсем таковой? Когда не выполняет функции оккупанта и врага?

– Компаньон, загляни в прошлое, оно тут, рядом, недалеко... Руку протяни - и достанешь...Всего-то шестьдесят лет до него. Посмотри, что было бы со мной, одержи враги победу?

– Когда в вопросах доходишь до определённой грани - радуешь, но сейчас радости не испытываю: просишь вернуться в прошлое, повернуть время в иную сторону, и рассказать о том, что могло быть, но не случилось? Такая работа трудна для сущности высшей квалификации, а для меня - невыполнима.

– Прибедняешься? Чего тогда стОят твои дипломы Гарварда, Оксфорда, Беркли, Сорбонны и Карлов университет в Праге, в коих учился?

Что образование для человека? Если бы имел удовольствие начать обучение в школе на оккупированной территории, то на сегодня этот факт

был

бы не меньшей гордостью, чем бесовское образование, полученное в перечисленных высоких учебных заведениях Европы. Начать познавать грамоту в школе при оккупантах - это всё же редкость.

Земляки! Старые ныне черти! Кто из вас начинал знакомиться с грамотой во времена оккупации? Какая это была школа? Чистая от "измов"? Насиловали "идеями нацизма" так, как потом в школах "страны советов тиранили "светлым коммунизмом"? "Верой христовой" травили? О "превосходстве германской расы над иными народами" речь в школе велась? Или какими другими, не менее "высокими" идеями пичкали неокрепшие детские мозги? Были там пионерские галстуки? Значки с ликом какого-либо "вождя" на слабых детских грудях носили?

Какое счастье учить русский язык и не знать, для чего нужно такое делать! Ставили тогда "неуды" за невыученное стихотворение "пролетарского поэта":

"... я русский бы выучил только за то,

что им разговаривал Ленин!"

Вот оно что! Оказывается, тысячи лет русский язык совершенствовался ради того, чтобы в итоге "им разговаривал Ленин"! Да за такое русский язык следовало учить в любых обстоятельствах, вплоть до оккупации! Иначе никак не сравниться с самым большим врагом России!

– Бесяра, друг, понимаю: ныне невозможно выяснить, как и что преподавали "гнусные пособники оккупантам, эти вражеские прихвостни и презренные репьи на хвостах фашистских собак" советским детям, возможно, и пионерам". Без, хотя бы малых сведений, картина оккупации будет неполной... Помочь можешь?

– Могу. Набирай: "Учебник арифметики" до переворотного издания был аполитичным: "дважды два при любой власти даёт в итоге "четыре", а в гуманитарной науке, будь то литература и русский язык, царствовала

"Вешние всходы.

"Вторая книга для классного чтения и бесед,

устных и письменных упражнений

В ШКОЛЕ И В СЕМЬЕ.

_________

Составил Д. И. Тихомиров.

Со многими рисунками в тексте.

Издание 27-е.

без перемен съ с 26-го издания 1900г. Особым Отделом Ученаго Комитета Мин. Нар. Просвещ. допущеннаго к классному употреблению в низших училищах.

Главный склад: Москва, Большая Молчановка. д. Дм. Ив.Тихомирова, контора журнала "ДЕТСКОЕ ЧТЕНИЕ". Достаточно?

– Более, чем "достаточно"! Отлично!

– Поэзия "великого пролетарского поэта" не принимала участия в "актах агрессии на неокрепшие души детей", но головы детей забивали поэтическим старьём:

"Колокольчики мои, цветики степные!

Что глядите на меня, томно-голубые?

И о чём грустите вы в день весенний мая

средь нескошенной травы головой качая..."

Как-то сестра принесла из школы книжку-"копейку" "Сказка о золотом петушке", и, гордясь умением читать, немедленно познакомила брата с содержанием книжки. Какое это было чудо! За окном - зимний день, топилась плита, в единственное окно маленькой кухоньки светило зимнее солнце второй половины дня и сестра читала сказку из книжки с картинками. Не было в мире войны, в единственное кухонное оконце, заделанное талантами отца кусками стекла, лилось зимнее закатное солнце... Оно собиралось вот-вот спрятаться за ограду, а пока освещало мир... Ничего худого в мире не было, если не считать неприятностей у царя Додона...