Прогулки с бесом
Шрифт:
Прошлые тайны делю на "интересные", без "срока давности", не совсем такие и абсолютно ненужные. И если была вода в монастыре - почему обитель не уберегли от огня? Вопрос:
– Дорогие монастырцы, братия и сестры по оккупации, сукины дети! Чего молчали, почему никто не написал и строки единой о времени пребывания "под игом"? Ответ нынешним языком:
– "Мужик, ай, с дуба рухнул"? Кто добровольно согласился загреметь на добычу золота в колымском крае? А когда пришло время "говори, что хочешь" - память подводить стала, "поезд ушёл".
Через
Вычитал в проспекте об "абиссинском" насосе, удивительном агрегате для подачи воды на высоту. Знакомился с проспектом наспех, и от спешки понял, что "абиссинский" насос в приводе не нуждается, без усилий извне воду подаёт на любую высоту... Что-то похожее на водяное "перпетуум-мобиле". Почему прошёл мимо "абиссинского" насоса и не выяснил тайну
чудесного насоса? Не шуточное устройство, если оно понуждает воду подниматься на любую высоту!
Но для какой надобности знать устройство "абиссинского насоса"? Зачем сегодня древний насос, если воду гонят мощные электрические насосы, а всякие "абиссинские" - древность, старина?
Совсем малый период времени обитатели монастыря ходили брать воду из реки. Спуск к реке летом был невероятно трудным, а зимой он вообще превращался в непреодолимое препятствие. Непроходимость тропинки повышалась оттого, что её обильно поливали "водоносы" и всегда неумышленно, против желания.
Раза два, или три был посылаем к реке, и эти три зимних похода к проруби запомнились надёжнее иных событий.
Повторюсь: как и положено "святым обителям", монастырь располагался на холме, а реки, по непонятной причине, для продвижения выбирают низины, и набор воды состоял из двух процедур: преодолеть крутой спуск не менее ста метров, набрать воды и двинуться в обратный путь по тому спуску. Иной дороги не было, а если и была, то непроходимая: плиты известняка выпирали по всему склону, а водонос не был альпинистом.
Набрав воды, полный радостных мыслей: "принесу воды - и всё"!
– начинал подъём в гору. Сто метров немыслимо крутого подъёма! Сегодня кое-что понимаю в "градусах подъёма и уклона" и могу сказать, что памятная дорога к реке имела наклон "в сорок пять градусов от вертикали". Отдельные, короткие, куски тропы на водопой были и того круче, вот на них-то и случались падения доводившие до слёз водоносов. Самих слёз не было, была эдакая граница, черта перед слезами, через которую хотелось перейти и завыть!
"Тропа водоносов", поклон тебе: в последующие годы, когда условия брали за горло - вспоминал обледеневшую тропинку и себя на ней с маленьким ведром воды. И слова матери:
– "Суп есть собираешься? На чём варить, воды-то в доме нет..." - ни крикливых требований "сходи по воду!", ни угроз "жрать не получишь", а всего лишь спокойное объяснение сложившейся обстановки:
– "Без
Наиподлейшие явление: добравшись до средины подъёма, при следующем неудачном шаге к вершине, поскользнувшись, падал и скатывался вниз, поливая водой "дорогу жизни". Падающих водоносов, вроде меня, хватало, поэтому спуск и подъём от наших трудов становился широким и гладким. Обледеневший спуск ускорял доставку тела к проруби за новой и нужной порцией влаги.
Скатывание с крутого и обледенелого подъёма сопровождалось: "эх, ведь совсем дошёл, поднялся на две трети крутой и обледенелой горки! И вот тебе: поскользнуться от единого неверного шага и съехать вниз! что может быть обиднее"?
–
– Заглохни, циник! Из всей прошлой "водяной эпопеи" только и запомнилось, как медленно, осторожно, с задержкой дыхания, забыв обо всём на свете, крадучись взбираюсь на вершину. Остаётся немного - и вот она, ровная поверхность и тропа в снегу! Вот она - победа!" - в душе шевелится подлая радость: "всё, выбрался!" - ещё несколько шагов... Победа над обледеневшей вершиной наполняет сердце радостью - ура, поднялся!
– разрешала делать последний шаг - и шаг оказывался неверным - и, вот она, третья встреча с прорубью!
Стоять у проруби и плакать от досады? А на кого досадовать, кто видит твоё горе? Горе прекрасно, когда есть с кем делить и кто-то выразит сочувствие, пусть и непроверенное... А если никого рядом нет - чего выть? От кого и чего ждать? Было, выл, и вой имел причину: ссора с сестрой. А сейчас сестры рядом нет, один перед обледеневшим подъёмом и жаловаться "в голос" не на кого...И вспоминается "воспитательная работа" над братцем:
– "Ходить по улице разинув рот - ничего, мои валенки годятся, а как воды принести - "как пойду с дыркой"!?
А как без воды являться, что мать скажет? Поэтому набирай влагу заново и - в гору! Иди медленно, осторожно, не торопись и не думай о тёплой плите в келье, забудь о "десяти линейной" лампе и о "воздушных" боях крышками от чайников.
Откуда горожане брали воду? Из колонок. А откуда вода в колонки приходила?
– Напрашивается нехороший, гадкий и "провокационный" вопрос:
"Оккупанты ходили зимой по воду к прорубям, или стволами автоматов-пистолетов PM38 гнали водоносов из местных"? Или доставка необходимой влаги происходила с условием: десять литров воды в чистом ведре (непременное условие!) - оплата одной оккупационной маркой? Как у себя решали "водяной вопрос" проклятые враги!?
Как-то за пивом в забегаловке разговорился с посетителем, старше меня на год. Был в оккупации, но из всего виденного запомнил, как под охраной двух немцев дюжина пленные совецких солдат занимались ремонтом городской
водопроводной сети. Тогда, каюсь, подумал:
"Хорошее дело враги придумали: нет фальшивых аукционов-тендеров-бундеров на получение подряда по ремонту водопровода, нет откатов, взяток, нет завышения стоимости работ, эдак, глядишь, таким манером враги всю мать Россию переделали!"