Прогулки с бесом
Шрифт:
Был ли трусом? Да, был, поэтому близко не подошёл к деревьям, не удовлетворил естественное любопытство к убитым. Не рассмотрел лица висевших: кто они были? Молодые, старые?
– летел и не замечал подъёма! Час назад, или менее того, улица имела приличный наклон в градусах, по этой улице мы катались на санках, по ней совсем недавно отец и я "отступали" из трамвайного парка в памятный вечер первого налёта вражеской авиации - и тогда не было подъёма! Чудо какое-то! Чудо имело название: "страх", и он ускорял продвижение в келью. Оно и понятно: шёл восьмой год, многое понимал и совсем немногое видел. Но виденного хватало на ужасную мысль: "тех, в сквере
В семье не было разговоров о повешенных в городском сквере, а что говорили другие - не знал. И о своих впечатлениях не имел привычки с кем-то делиться, "держал всё в себе" и при этом не страдал от ночных кошмаров.
Монастырь, промучившись в молчании какое-то время, совсем немного, разродился обычными на то время разговорами о повешенных:
– Предатели их выдали!
– имена "предателей" не оглашались. Результат - вот он, висит на деревьях, за повешенных оккупанты получили порцию ненависти от аборигенов, но не от всех поголовно, а только от родственников повешенных...
Имена и фамилии "приложивших руки и язык к гибели молодых борцов за свободу родины" продолжали оставаться в тайне, но так не бывает... Не знаю, какое время провисели казнённые граждане города.
– Бесяра, сколько времени нужно висеть повешенным, чтобы живые, глядя на мёртвых - устрашились навсегда и стали другими, или прониклись лютой ненавистью к вешателям? Что пустить первым?
– Три дня хватит...
Повешенные вошли в "славную историю борьбы с оккупантами на захваченной (временно!) территории", как "герои-подпольщики, навечно покрывшие себя неувядаемой славой"! Так требовали верить сверху так поминали повешенных многие годы, и я ненавидел оккупантов, но слабой и неуверенной была ненависть, завидовал ненависти настоящей. Забавно получалось: оккупанты были рядом - ненависти к ним не было, изгнали, разгромили - ненависть появилась:
– Сволочи! Убийцы!
Спустя много лет, как-то во время празднования очередной победной даты в мае - сидел в том скверике на лавочке и наслаждался музыкой духового оркестра. Солнце, тепло и радость! Красота!
– и только единожды мрачным мазком в картине вспомнился страшный морозный день и висевшие на деревьях люди. Рядом сидела женщина, старше меня. Завёл разговор о прошлом, в войне с чужаками и о победе над ними. Хитрил: хотел спросить о повешенных прямо, но не решался... выжидал. Чего? И всё же спросил:
– Вы были в оккупации?
– Была.
– Может, помните, как в этом сквере повесили партизан? Подпольщиков, комсомольцев? Их предатели выдали...
– Какие "комсомольцы"!?
– без задержки взвилась женщина - какие "подпольщики"!? Кто вам сказал!?
– наивная женщина задала вопрос с понятным ответом - - "Шпана была, отпетое хулиганьё! До войны от них вечерами людям проходу не было, по ним тюрьма плакала! Немцы-то, со "своим уставом в чужой монастырь" пришли и думали, что оккупированные по их законам жить будут! Шоферня немецкая на ночь спать по дома отправлялись, машины на замки не закрывала. Привычки-то свои, а шпана - наша, вот и встретились... "Комсомольцы" быстро смекнули, что к чему, ну, и принялись за дело... Машины очищали от добра, "лишним" оно для немцев было. Шнапс", консервы, хлеб, шоколад - было чем поживиться. Шпана - она и есть шпана,
Вот оно что! Но почему, по какому наитию и с опозданием, оказался тогда на месте казни!? Ведь приди раньше - мог бы видеть казнь. Кто избавил детское зрение и память от вида чужой смерти?
... и потому враги быстро "суд вершили", что "формулы" у вас разные.
– Что за "формулы"?
– Ваша, древняя, первая, основная и "оправдательная": "грех воровства меньший, чем грех лишение жизни за грех воровства". Враги потому и враги, что стояли на противоположном рубеже: "убить ворюгу - меньший грех, чем позволить жить воровством".
– У нас было и другое: "лучше убить десять невиновных, чем прозевать одного преступника".
На время разговора с женщиной был свободен от "бесовского влияния", а потому задавать иные вопросы по теме не мог. Не было вопросов, пустым был тогда... Сегодня устраняю "недоработку":
– Бесяра, какова была реакция родственников повешенных?
– Понятная, вечная и бессмертная: "мой сынок не вор и не бандит, а все немцы - сволочи и убийцы! Будь они прокляты, чтоб их детей убили! "Уровняли в правах", то есть.
– Понятно. Никто и никогда из родни не заявлял и не заявит: "правильно сделали"! А что соседи? Как реагировали на казнь?
– Стандартно: выражали соболезнование внешне, а внутри каждый думал: "наконец-то и на вас, сволочей, управа нашлась"! Трудная игра, почти на уровне великих мастеров сцены: показывать - одно, а думать - другое...
– ах, как ужасно слышать такое! А ведь прав, скотина! Сколько из нас лицемерит, врёт? И все "вожди" наши прошлые - сплошь сифилитики-палачи-параноики, и герои - совсем не таковые, а ворьё! Как жить, во что верить!?
– Не грусти о повешенных "комсомольцах"! Теперь знаешь, кем были "герои-подпольщики". Незнакомая женщина без умысла и не понимая глубины ужасного деяния своего, просветила! Везёт тебе на женщин-пояснителей! Пусть для остальной публики древняя пропойная шпана останется "борцами за свободу", не будем настаивать на ином: они герои, если и криминалом, приносили врагам ущерб! Представь ярость какого-нибудь Ханса, обнаружившего пропажу одеял, шоколада, галет, колбасы и прочего добра, что выдавали немецкой шоферне?
– вот оно "...и нет ничего тайного...": бес - немец, не иначе! Но откуда из какой земли? У них не "губернии", как у нас, у них "земли"... Откуда? Пруссия? Бавария? Судеты? Саксония, или Штирия? Славный город Гамбург?
– Признавайся, вражина, в теле какого группенфюрера пребывал когда-то? И как долго!?
– Выше тела "герра оберста" Вермахта не проживал, да и то недолго: скучно с военными! Ограниченные они!
– Хорошо, допустим, проклятые оккупанты не стали бы так жестоко с нашим, отечественным ворьём поступать, пусть бы ограничились поркой в присутствии большого числа горожан и внушением мысли "через зад":
– "Кражи - есть "нихт гут" и "Зер шлехт"!
– и, не медля, отправили бы воров-соотечественников на каторжные работы в Рейх. Ведь не учини в сквере бессмысленную расправу - город попал бы с книгу "рекордов Гиннеса" в звании "город, в котором в оккупацию не было убито ни одного жителя"!