Прогулки с Хальсом

Тихонова Карина

На картине двое молодых людей и старик вели между собой немую, но очень выразительную беседу. Юноша явно задал старику вопрос, его товарищ с интересом склонился над столом, ожидая ответа. Выразительная мимика, точные жесты, минимум внешних деталей, максимум выразительности. Чем дольше Дирк смотрел на картину, тем сильнее она притягивала взгляд. Просто наваждение какое-то…

— Браво, Франс! — послышался сзади знакомый голос. — Отличная работа! — На пороге стоял весельчак Виллем и с восхищением рассматривал картину испанского живописца.

За

прошедшие годы Виллем Бейтевег почти не изменился. Лишь прибавилось лучистых морщинок возле глаз, да еще сильнее покраснел кончик носа-картошки. Наверное, поэтому его все чаще называли не весельчаком, а стариной. Старина Виллем одевался по-прежнему ярко и празднично. Сегодня на нем были любимые полосатые чулки, а поверх рубашки Виллем напялил два разноцветных жилета. Он слегка растолстел и напоминал гнома.

Виллем приблизился к картине, и восхищение в его глазах сменилось недоумением.

— Франс, да ведь это не твоя работа! — сказал он с испугом. — Дьявол, как я мог так ошибиться? Но это писал настоящий художник, или пускай меня больше не пустят ни в один кабак! Откуда она у тебя?

Франс вежливо представил Виллему своего гостя.

— Ян, познакомьтесь с господином Бейтевегом, моим другом. А это Ян Стен, художник. Он только что вернулся из дальних краев и привез эту картину.

Старина Виллем сердечно затряс руку Яну Стену.

— Ну-ка, дайте мне свою лапку, молодой человек! Горжусь оказанной честью! Давно я не видел такой отличной работы!

Ян смущенно потупился.

— Вы ошиблись, добрый господин. Это не моя картина.

Старина Виллем выпустил его руку.

— Не ваша?.. А чья же?

— Это картина моего друга, Диего Веласкеса, — объяснил Ян. — Мы вместе учились в Севилье, у дона Франсиско Пачеко.

Дирк с надеждой посмотрел на Виллема. Может, он напомнит Франсу, что неприлично восхищаться творениями врага? Но вместо этого старина Виллем наклонился к подрамнику и внимательно осмотрел картину сверху донизу, буквально уткнувшись носом в холст.

— Отличная работа! — повторил он, выпрямляясь. — Заметь, Франс, как этот парень необычно видит мир. Трактирные пирушки его совершенно не интересуют, у него другая философия. Он ищет в людях чувство собственного достоинства и находит его где угодно, даже в трактире… Нет, правда, отличная работа, или пусть меня больше не пустят ни в один кабак! Кстати, Франс, он пишет так же, как и ты, не дожидаясь высыхания красок. Очень интересный прием и очень эффектный. Мало кому он удается.

Дирк бросил на полотно быстрый взгляд. Действительно, испанец работает в той же манере, что и Франс! Странно, ведь они никогда не виделись… Классический способ художественного письма общеизвестен: сначала на холст наносятся основные цвета, а потом, когда краска высохнет, прорисовываются все детали. Делается это для того, чтобы скрыть мазок. Картинка получается гладкой, глянцевой, как атласная ткань. Так учил господин ван Мандер, и Франс следовал установленным

правилам. Но однажды картина Франса, которую он должен был показать учителю, оказалась облита водой. Да уж, досталось брату от завистников! Франс не растерялся и начал восстанавливать рисунок, не дожидаясь высыхания красок. То, что получилось в итоге, Дирку не понравилось: сплошная грязь, все мазки наружу, видны и направление кисти, и сила напора… Разве так должна выглядеть хорошая работа? Все равно что швы парадного кафтана, выставленные наружу! Остальные ученики злорадно скалили зубы за спиной у Франса, не могли дождаться головомойки от господина ван Мандера. Учитель подошел к сырому холсту, скривил рот и постоял так примерно минуту. Потом скептическая ухмылка медленно сползла с его губ, лицо разгладилось, а в глазах появилось удивление.

— В этом что-то есть Франс, в этом что-то есть, — несколько раз повторил господин ван Мандер.

Он отошел от картины, но потом часто подходил к ней. Кто-то из учеников начал подражать Франсу, но господин ван Мандер запретил им это делать. Сказал, что рисовать подобным образом имеет право только настоящий мастер. После этой фразы Франса невзлюбили еще больше, если, конечно, это было возможно.

— Отличная работа, — повторил старина Виллем.

Дирк не выдержал:

— Побойтесь бога, господин Бейтевег! Вы восхищаетесь работой врага! Картиной человека, который служит испанскому королю!

Весельчак Виллем с улыбкой похлопал его по плечу.

— Ах, Дирк, Дирк, похоже, ты никогда не вырастешь из коротких штанишек! Запомни, малыш: гении служат вовсе не королям, а своему искусству. — Подумал и твердо добавил: — А этот парень — гений.

— Гений, — эхом откликнулся Франс.

Старина Виллем бросил на него быстрый взгляд и слегка нахмурился. Франс этого не заметил. Он повернулся к Яну Стену с вопросом:

— Сколько лет вашему другу, Ян?

— Восемнадцать, — ответил Стен.

— Восемнадцать, — повторил Франс упавшим голосом.

Дирк и Ян Стен удивленно переглянулись. Франс громко хрустнул пальцами, а затем, словно вспомнив о долге хозяина дома, снова повернулся к гостю.

— Где вы остановились, друг мой? — спросил он любезным тоном. — В «Харлемском льве»? Нет-нет, я категорически протестую против этого! Вы должны немедленно забрать свой багаж и переехать ко мне. Я настаиваю! Дирк проводит вас до гостиницы и поможет перевезти вещи.

Франс и Виллем Бейтевег остались одни. Франс тут же сбросил маску гостеприимного хозяина, повернулся к картине испанского художника и словно забыл, что в комнате он не один. Он вздрогнул от неожиданного вопроса Виллема.

— Завидуешь, а, дружище? — Франс отрицательно покачал головой, и Виллем одобрительно кивнул: — Хорошо. Зависть — это свойство низких душ, лишенных таланта, она разрушает человека изнутри. По-настоящему талантливый мастер никогда и никому не завидует. Но почему ты так мрачен?