Проигравшему достается жизнь
Шрифт:
– Она вас спрашивала про аллергию на лекарство?
– Этот, как его? – Кудрявцева наморщила лоб, потом с трудом выговорила: – Пенициллин, что ль?
– Да. У нее была аллергия на антибиотики.
– А ты откуда знаешь?
– От Рины, – соврал он.
– Ах, это она тебя прислала! А денег? Денег передала? – жадно спросила Мария Ивановна.
– Да. Я вам их отдам, но сначала скажите мне: от имени Рины кто-нибудь звонил? Вы еще кому-нибудь говорили об ее аллергии на пенициллин?
– Девка звонила. Все расспрашивала: как
– Почему шалава?
– Все они шалавы, подружки ее. Лахудры. Сама не едет, нет. Как же! В Москве живет, как сыр в масле катается! Интел… интеллигентная стала. Подружек шлет, теперь вот мужика прислала. Где деньги-то? Деньги давай, слышь?
– Значит, звонила женщина, по ее поручению. У самой Рины терпения не хватило, она вас, похоже, трезвой не могла застать.
– Да разве я пью?! Ну, пью! Была б она здесь… Была бы здесь моя дочка, разве я бы так себя вела? Дети, дети… Моя, хорошая, носа не кажет, а у соседки плохой, тоже не появляется. Из тюрьмы вышел, как в воду канул! Пять лет со мной не разговаривает!
– Кто?
– Соседка! Будто бы я Ринку против ее сына настропалила! Сам виноват! А дочка у меня была красивая…
Он вздрогнул:
– Почему была? Вы что-то знаете?
– Самая красивая в школе была… – всхлипнула Кудрявцева. – Прямо как я… В молодости…
– Вы могли бы поехать в Москву? – безнадежно спросил он. – Надо написать заявление.
– Чего-о?
– Я говорю: заявление. – При этих словах Кудрявцева замычала и вся затряслась. Безнадежно. Кто с ней будет разговаривать? Кому она вообще нужна со своим заявлением?
– Машка! – раздался вдруг в прихожей хриплый мужской голос. – Я вернулся!
– Коля! – встрепенулась Мария Ивановна, и жадно: – Принес?
В комнате появился тот самый мужик, у которого Володя спрашивал дорогу, только кроме пива в руках была еще и четверть водки.
– А ты здеся как, парень? – уставился на него мужик.
– Его дочка прислала, – сказала Кудрвцева и показала деньги: – Вишь? Помнит меня!
– Садись, парень! – хлопнул его по плечу Коля. – Гостем будешь! Пропустим по одной, потом я еще сбегаю. – И взял у Кудрявцевой деньги.
– Я за рулем, не могу.
– Чего там! Заночуешь!
«Здесь?!»
– Спасибо, но я пойду.
– А деньги? – остановила его Кудрявцева, – Деньги, что дочка мне прислала? Деньги где?
Он поспешно достал из портмоне тысячную купюру, которую тут же проворно схватил Коля со словами:
– Гуляем! Ай, Машка, дочка у тебя молодец! Ну, теперя будет и у нас праздник!
– Я глазом моргну, она мне пять тыщ пришлет! – похвасталась Кудрявцева. И взмолилась: – Коль, наливай! Не томи! Парень, садись! Выпей с нами! Праздник у нас! Гуляет Рассея!
– До свидания, – он попятился к двери.
Коля бережно свинтил с бутылки пробку, стараясь, чтобы руки не дрожали. Понятно было, что является здесь главной ценностью. На Стеценко больше не обращали внимания, и он вышел
4. 3
Олег Чаплыгин приехал в офис засветло. Дел накопилось много. Ноябрина, его нынешняя любовница, была какая-то странная, и вчера, в самолете, и сегодня утром, когда он по привычке решил размяться, проверить, все ли в порядке со здоровьем. Это был пунктик Чаплыгина, он потому и не курил, почти не пил, занимался спортом и категорически не признавал никаких лекарств.
Со здоровьем был полный порядок, все функции в норме, но Ноябрина почему-то этого не оценила. Впервые сказала:
– Нет настроения.
Нет, так нет. Разбираться в ее чувствах у Чаплыгина не было ни времени, ни желания. Он тут же встал, наскоро позавтракал и поехал в офис.
– Как вы тут без меня? – спросил у верной Татьяны Георгиевны.
– Все в порядке, Олег Павлович. Вот список тех, кто вам звонил. – И секретарша протянула листок.
– Спасибо. Кофе мне.
Чаплыгин взял ненужный список и направился в кабинет с табличкой «Генеральный директор». Сейчас был важен только один человек, его друг, который работал в банке. Если удастся провернуть комбинацию с продажей долгов… Да, это было бы неплохо.
Об этом он и думал, когда в приемной началась возня. Сначала Чаплыгин решил, что к нему пытается прорваться настойчивый посетитель. Он поморщился, когда раздались крики Татьяны Георгиевны, но с места не тронулся.
– Что это такое! Вы не имеете права! – кричала секретарша.
Чаплыгин знал, что она скала. Сказано, никого не пускать, значит, никого и не будет. Тем более было удивительно, когда дверь в кабинет открылась и вошли двое, оба в безликих черных костюмах, по виду секьюрити. За ними – растерянная секретарша.
– Что это такое! Татьяна Георгиевна! – возмутился Чаплыгин.
– Но они имеют полное право, – растерлась та.
– Что?! Какое еще право?!
– Хе-хе-хе, – раздался знакомый голос. – Сюрприз!
И в кабинет вошел важный Василий Андреевич, в руке он держал черную папку.
– Ребятки, действуйте, – приказал Василий Андреевич своим секьюрити.
Те подошли к Чаплыгину, встали с обеих сторон, взяли его под руки и подняли из-за стола.
– Освободите кабинет, – сказал тот, что пониже.
– Охрана! – крикнул Чаплыгин. – Что вы себе позволяете?! Это мой офис!
– Уже не твой, – сказал Василий Андреевич. И хлопнул себя по лбу: – Ах, да! Я забыл! Ребятки, отпустите его. Он сам уйдет, когда ознакомится с постановлением.
– Никуда я не уйду! Плевать мне на ваше постановление! – Секьюрити разжали руки, Чаплыгин упал обратно в кожаное кресло.
– Можешь плевать, – ласково сказал Василий Андреевич, – но по закону твоя фирма теперь принадлежит мне.
– Нет такого закона!