Происшествие кончилось в пятницу

Грнчирж Сватоплук

— А теперь не звонит, а трещит. Что с пей? Может, сейчас взорвется?

— С какой стати Вера будет прятать у себя опасную вещь?

— Ребята, пожалуйста, остановите ее, пусть не трещит, пусть хотя бы не трещит! — в отчаянии умолял Петронил.

Робинзон решительно открыл крышку и, после непродолжительного колебания нажав зеленую кнопочку, положил пудреницу на ступеньку.

Время шло, а ребята ждали.

Потом наконец Петронил отважился и нагнулся к пудренице. И тут же глаза у него полезли на лоб и руки судорожно вцепились в край

каменной ступеньки.

Он хотел что–то произнести, но это ему не удалось, и он так и замер с раскрытым ртом.

— Что случилось? — испуганно спросил Ирка.

— Ребята, — хрипло выдавил из себя Петронил, — она говорит!

Робинзон решительно открыл крышку и положил пудреницу на ступеньку.

ГЛАВА ПЯТАЯ,

из которой становится известно, что пудреница не только говорит, но даже свистит.

Ребята наклонились к пудренице, и она вдруг заявила Петронилу:

— Не открывай!

Это было сказано тихо, но отчетливо. Насмерть перепуганный Петронил только смог пробормотать: «Я не…» — но коробка не слушала его и продолжала нести что–то непонятное.

— Я… я не знаю… — попытался выдавить из себя Петронил.

— Не трогай, не трогай! — снова цыкнула на него коробка.

И Петронил, умолкнув, бессильно развел руками.

Долго стояли мальчишки над пудреницей, не обращая внимания на идущих мимо людей, и только удивленно переглядывались. Но пудреница молчала.

— Это не радио, — отважился наконец шепнуть Робинзон. — Я сначала подумал, что это радиоприемник. Я читал, есть такие крохотные приемнички, величиной со спичечную коробку.

Снова стало тихо. Ирка о чем–то упорно размышлял. Петронил выглядел перепуганным, а мысли его витали далеко. «Радио или не радио, каким образом такая вещь могла очутиться у Веры?»

Наконец Ирка обратился к Петронилу:

— А что ты услыхал с самого начала? Ну, самое первое.

Петронил проглотил слюну и открыл рот:

— Погоди, что же это было? Кто–то сказал: «Отдай это Всеведу. Или отвези на…» Петронил умолк и задумался. Робинзон попробовал пошутить:

— А может, Долговязому, Толстому и Остроглазому?

Но Петронил не обратил на него внимания.

— …на какую–то улицу. Начинается на «м», позабыл… Это фамилия знаменитого художника…

— Манес [2] , — выпалил Ирка.

Петронил все еще вспоминал, а Ирка продолжал:

— Маржак!

— Нет, не Маржак. Я даже не знаю такого художника.

2

Манес Йозеф (1820—1871) — выдающийся чешский художник

— Наверное,

Манес. Ну конечно, Манес. Улица Манеса! — воскликнул Петронил. «Отвези это на улицу Манеса!»

Ребята помолчали.

— А кто, собственно, тебе все это говорил? — спросил Ирка. — И вообще, что это? Какая–нибудь рация?

«Слушайте, — тихонько окликнул их Робинзон и присел на ступеньку.

Там кто–то свистит, — прошептал Ирка и храбро взял пудреницу в руку. Свист вдруг резко оборвался. Ирка протянул ее Петронилу и заметил: — А свистит–то плохо, фальшивит!

И начал сам высвистывать какой–то веселый мотив. Долго еще стояли ребята на лестнице у музея. Петронил умоляюще смотрел на друзей: что они посоветуют?

Ирка вздохнул:

— Поехали домой. Верни ее сестре, может, она объяснит тебе, в чем дело.

И вдруг неожиданно Робинзон начал размахивать у них перед носом своим каменным топором.

— Нет, — запротестовал он, — нет, пошли на улицу Манеса. Ведь пудреница нас просила. Пошли, и все.

Ирка попытался вспомнить, где эта улица находится.

Потом стали спрашивать у прохожих. Удивительно, но им сразу объяснили: «Тут неподалеку, где начинаются Винограды». И ребята согласились с Робинзоном.

— Рукой подать, — сказал регулировщик на перекрестке и кивнул в сторону музея.

— Главное, не надо ехать на трамвае, обрадовался Робинзон (у него оставалось всего шестьдесят геллеров на обратную дорогу).

ГЛАВА ШЕСТАЯ

рассказывает о том, как Робинзон исправил надпись на афише и что из всего этого вышло.

«Подать рукой» — это было, конечно, преувеличение. А впрочем, улица оказалась не очень далеко.

И вот ребята наконец стоят в начале длинной, серой, скучной улицы. На стене дома табличка: «Улица Манеса».

— Я бы не сказал, что здесь нас ждут, — заметил Робинзон и переложил топор из одной руки в другую.

Ребята ничего не ответили. Наконец Ирка двинулся вперед. Ребята последовали за ним. Они шагали вдоль сумрачных домов. Рядом с простыми, строгими зданиями стояли дома, богато украшенные скульптурами, лепными украшениями в виде гирлянд цветов и позолоченными надписями на фронтонах, но однообразная серая окраска, облупившаяся штукатурка и мрачные подъезды делали их скучными и навевали грусть.

Но вот серое однообразие домов и тротуаров нарушила веселая пестрая стена, на которой теснились афиши. Строго говоря, это был деревянный забор между двумя домами. Петронил еще издали попытался разобрать большие красные буквы на самой яркой афише.

— Ц–и–р… цирк…

Какой цирк?

— П–при–бы–вает…

Но какой?

— Старая афиша, — махнул рукой Робинзон, — она тут с осени висит.

Они прошли еще несколько шагов и остановились.

— «Прибывает цирк Буш».

— Так и будем здесь топтаться? — громко спросил Ирка, в нетерпении поглядывая на уходящую вдаль улицу.