Произведение в алом
Шрифт:
– Ме-е-е, ме-е-е, ме-е-е...
Старый, многое повидавший на своем веку лев буквально остолбенел и, позабыв о дрожавшей от страха жертве, которая, впрочем, тут же воспользовалась счастливой возможностью и припустила что есть мочи наутек, вне себя от изумления глядел вслед нелепому видению с цветочками на голове.
Долго стоял он так и, словно громом пораженный, не мог издать ни звука, а когда наконец гневный рев вырвался из его груди, ему ответило лишь жалкое блеянье Алоиса, приглушенным эхом донесшееся из неведомой дали.
Погруженный в глубокие думы старик до самого вечера
Тщетно - подобных курьезов наука не знала!
Ночь в Пенджабе подкрадывается быстро и незаметно, внезапно падая с неба промозглым холодом; зябко поежившись, старый лев застегнулся на все пуговицы и побрел восвояси в свое одинокое холостяцкое логово.
Однако и там не мог он найти покоя - полночи ворочался с боку на бок, а когда полная луна зеленым кошачьим глазом проглянула меж туч, встал и поспешил вслед овечьей отаре...
Ближе к утру он обнаружил Алоиса в зарослях кустарника: с неизменным венком маргариток в гриве тот сладко посапывал в объятиях Морфея.
Старый лев деликатно кашлянул, однако беспечный юнец и ухом не повел, тогда утомленный бессонной ночью визитер решил не церемониться и весьма чувствительно тряхнул спящего за плечо - издав испуганное «ме-е-е», Алоис проснулся.
– Юноша, да перестаньте же наконец блеять. Быть может, вы не в себе? Ради бога, прекратите издавать эти мерзкие звуки, как вам не стыдно, ведь вы же лев!
– возмущенно рыкнул на него шокированный старик.
– Извините, но вы... гм... ошибаетесь, - робко пролепетал Алоис.
– Я овечьего племени... гм... баран...
Благородный хищник так и затрясся от гнева:
– Вы... вы что, надо мной смеетесь?! Прекратите паясничать, юноша, перед вами не какая-нибудь кухарка фрау Бляшке, а...
Алоис клятвенно прижал лапу к сердцу и, искренне глядя разгневанному собеседнику в очи, прочувствованно сказал:
– Слово Чести, господин, я - баран!
И ужаснулся старый лев тому, как низко пал его царственный род, и велел он Алоису поведать историю своей жизни.
– Все, что вы тут наговорили, - сердито буркнул старик, когда тот кончил, - ни в какие ворота не лезет, одно ясно: вы - лев и не имеете к этому смердящему овечьему стаду никакого отношения, а если не верите, черт бы вас побрал, то сравните наши отражения в этом пруде... Ну, что скажете, любезнейший? То-то и оно! Так и быть, юноша, я представлю вас в обществе, но не раньше, чем вы научитесь подобающим образом рычать... Вот, слушайте внимательно: р-р-р-р-р, р-р-р-р-р...
– И он принялся издавать такие ужасные звуки, что водная гладь покрылась рябью и стала похожа на наждачную бумагу.
– А теперь попробуйте сами... Не робейте, юноша, это совсем не трудно.
– Р-ре-е...
– неуверенно начал Алоис, однако тут же поперхнулся и закашлялся.
Старый лев мучительно поморщился и снисходительно обронил:
– Ну что же, для первого раза неплохо, однако голос нужно ставить... Впрочем, полагаю, вы и сами сможете освоить сию нехитрую премудрость, юноша, а теперь позвольте
откланяться,
– Он нетерпеливо взглянул на часы.
– Силы небесные, уже половина пятого! Итак, servus[134], мой юный
друг!
Небрежно махнув лапой, лев с достоинством удалился...
Свет померк в глазах Алоиса... Вот те раз!!!
Только-только окончил школу, получил, можно сказать, официальное свидетельство, в котором черным по белому уведомлялось о его принадлежности к овечьей крови, и вот теперь... Это надо же, как раз тогда, когда он собирался уже определяться на государственную службу!
И... и... и Схоластика... Он едва сдерживал слезы - Схоластика!..
Они уже все меж собой обговорили: и как он подойдет к папе с мамой, и что скажет, и... и...
Вот и матушка Бовис, смекнув, что дело и впрямь может кончиться свадьбой, присоветовала ему недавно: «Мальчик мой, будь предупредителен и вежлив со старым Шнуком, старайся ему угодить, ведь денег у него куры не клюют... Вот был бы для тебя хороший тесть - с твоим-то аппетитом!..»
И события последних дней замелькали пред внутренним взором Алоиса... Как он, встретив на прогулке отца своей возлюбленной, стал делать ему комплименты, восторгаясь его цветущим видом и богатством: «Вы, господин фон Цетерум, как я слышал, настоящий финансовый гений - умеете делать деньги из воздуха. До сих пор рассказывают, с каким размахом наладили вы в Сирии экспорт барабанных палочек и сколотили на этом солидный капиталец, с которым вам теперь сам черт не брат!» - «Да, да, кажется, я когда-то уже имел интеес тоговать чем-то в этом оде...» - с некоторой неловкостью ответствовал хитрый Шнук, подозрительно косясь на чересчур осведомленного почитателя его коммерческих талантов.
«Неужели я тогда ляпнул какую-то глупость?
– призадумался Алоис.
– Но ведь в свое время все в один голос говорили об этой его афере!..»
Раздавшийся неподалеку шорох прервал воспоминания юного льва, возвращая его к печальной действительности... Итак, теперь всему - всему!
– конец. И Алоис, уткнувшись в лапы, горько заплакал...
Прошел день, и прошла ночь, когда ему удалось наконец взять себя в руки. Суровый и бледный, с темными тенями под глазами вернулся он в стадо. Овцы, удивленные столь долгим его отсутствием, сгрудились вокруг, вопрошающе поглядывая на загадочно молчавшего воспитанника госпожи Бовис.
В конце концов сочтя, что собравшиеся уже достаточно заинтригованы, Алоис приосанился и, придав себе величественный вид, неуверенно промямлил:
– Р-ры-ы-ы...
Овцы чуть животы себе не надорвали от смеха.
– Пардон, я только хотел сказать, - смущенно пробормотал Алоис, - я только хотел сказать, что... что я... гм... лев... Царь зверей...
На миг все остолбенели, повисла мертвая тишина, а потом поднялся невообразимый гвалт - отара возмущенно шумела, грозила, смеялась... Тут и зловещие три креста припомнили, стоящие после имени «Алоис» в общинном гроссбухе. И только когда овечий пастор доктор Симулянс выступил вперед и строгим тоном велел возмутителю спокойствия следовать за ним, шум немного поутих...