Произведения

Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович

Софья Александровна. По бесцеремонности, с какою выражается мсьё Обтяжнов, вы можете заключить, князь, что мы здесь не очень-то женируемся.

Обтяжнов. Ведь этакая вы обидчица, Софья Александровна! Ну, что бы, кажется, я сказал такого… игривого? Вот другое дело за ужином…

Князь Тараканов (в сторону). Еще бы церемониться! ужины на дом привозит! (Вслух.) Это делает еще более привлекательным ваше общество, в которое вы допускаете только избранных.

Софья Александровна (томно, но не без горечи). Да, я не принадлежу к большому свету, и, признаюсь, даже не жалею об этом. Я думаю, что гораздо приятнее иметь общество маленькое, но связанное дружескими отношениями, нежели быть постоянно sur le qui vive. [159]

Вы курите?

159

настороже.

Князь Тараканов. Если позволите.

Софья Александровна. Пожалуйста.

Князь закуривает.

Вы любите музыку, князь?

Обтяжнов. Князь сам музыкант, Софья Александровна. У него отличный тенор.

Апрянин. Tamberlick a 'et'e d'elicieux ce soir! [160]

Камаржинцев. Ut-di`eze! [161] Помнишь, Апрянин? (Пробует что-то спеть, но, видя, что Софья Александровна смотрит на него с удивлением, конфузится и умолкает.)

160

Тамберлик сегодня был восхитителен.

161

До-диез!

Софья Александровна. J’aime assez Tamberlick. [162] В его голосе есть что-то мужественное, quelque chose d’entra^inant. [163] (Князю.) Я тоже пою. Если хотите, мы будем иногда петь вместе…

Общее безмолвие.

Ah! Dieu! Dieu! [164] скажите, messieurs, отчего так скучно жить на свете?

Обтяжнов. Помилуйте, царица! Уж коли вам скучно, кому же после этого весело!

Софья Александровна. А почему же вы думаете, gros-papa, [165] что мне должно быть веселее, нежели другим?

162

Мне нравится Тамберлик.

163

что-то увлекательное.

164

О! боже, боже!

165

дедушка

Обтяжнов. Да потому, что у вас и красота, и талант, и все такое…

Софья Александровна. В особенности мило это «все такое». Нет, серьезно, мне скучно! Иногда вдруг какое-то странное желание овладевает мной: хотелось бы скрыться, лететь… Вы не испытывали этого, князь?

Князь Тараканов. Признаюсь вам, Софья Александровна, наша жизнь слишком занята, чтоб нашлось в ней место для мечтаний…

Обтяжнов. Это оттого с вами бывает, Софья Александровна, что вы еще растете — право-с! Когда я был маленький, мне беспрестанно представлялось, что я лечу; ну, а с тех пор перестал летать.

Набойкин. А вы давно были маленьким?

Князь Тараканов. Господа! в каком виде можно вообразить себе Обтяжнова маленьким?

Апрянин. Я воображаю себе Савву Семеныча за тетрадкой!

Камаржинцев. Я воображаю его себе кушающим чай с булкой!

Набойкин. А я воображаю его себе пристающим к своей кормилице!

Обтяжнов. Ну, вот это так! а то «тетрадка», «чай с булкой»! Так и видно, господа, что вы

сами недавно расстались с этими предметами! Угадали, Павел Николаич! Это правда, что я, можно сказать, еще у груди кормилицы чувствовал склонность к прекрасному полу, и с тех пор склонность эта постепенно во мне развивалась…

Князь Тараканов. А я, господа, воображаю себе Савву Семеныча, в качестве будущего откупщика, приучающимся давать взятки губернским и уездным властям!

Софья Александровна. Я думаю, что если это и не так поэтично, зато верно.

За сценой раздается смутный шум, за которым слышится голос Свистикова: «Оставьте, Николай Дмитриевич! нехорошо-с!»

Боже мой, да что там такое?

Ольга Дмитриевна (за кулисами). Павел Николаич! mais venez donc! [166] Господи! да что ж это такое?

166

да идите же!

Софья Александровна (сконфуженная). Будьте так добры, мсьё Набойкин, посмотрите, что там с maman делается?

Набойкин уходит.

Обтяжнов. Верно, мышка пробежала… ну, известно, сейчас нервы и все такое…

Князь Тараканов (в сторону). Ну нет, это не мышка, а голос Свистикова!

Общее неловкое молчание.

(Вслух.) Господа! нам когда-нибудь следует устроить для Софьи Александровны загородное катанье!

Обтяжнов. А что вы думаете! завтра же! зачем откладывать в долгий ящик!

Камаржинцев. Морозная ночь! Луна! Лихая тройка — c’est d'elicieux! [167]

Обтяжнов. Смотрите, вы не спойте нам «Вот мчится тройка удалая»!

Набойкин (возвращаясь). Ничего; это Бобырев с Свистиковым разыгрались! Софья Александровна! Бобырев велел вам что-то сказать на ушко! (Наклоняется к ней и говорит тихо.) Николай пьян! Если возможно, поедемте лучше куда-нибудь в кабачок ужинать!

Софья Александровна. (с болезненной улыбкой). Это очень мило, что вы мне говорите! А впрочем, секрет за секрет! Мне тоже нужно сказать кое-что вам на ухо. (Говорит ему тихо.) Устройте это как-нибудь с Клаверовым, который, вероятно, сейчас придет… но какой стыд! (Вслух.) Pardon, messieurs, что мы тут секретничаем. Впрочем, тут и секрета нет: муж мой не совсем здоров, так его лечит Свистиков… друг его!

167

это восхитительно!

Князь Тараканов. А я надеялся, что буду иметь честь ближе познакомиться с Николаем Дмитричем.

Софья Алексадровна. Во всяком случае, не сегодня… Савва Семеныч! хоть бы вы спели что-нибудь! (В сторону.) Этот несносный Клаверов!

Обтяжнов. Я, Софья Александровна, знаю только одну песенку: «Вдоль по улице метелица метет», да и ту не пою, а только одним пальчиком на фортепьянах наигрываю!

Софья Александровна. Ну, и поиграйте!

В передней раздается звонок.

Насилу! Павел Николаич! потрудитесь отпереть! Это, наверное, Клаверов!

Набойкин уходит.

Посмотрим, какого-то он приведет с собой литератора!

Апрянин. Я недавно одного литератора на Невском встретил, Софья Александровна!

Софья Александровна. Ну, и что ж?

Апрянин. Ничего, одет прилично; впрочем, он очень скоро сел на извозчика и уехал.

Камаржинцев. Нынче у многих литераторов даже кареты собственные есть, Софья Александровна!

СЦЕНА VI

Те же и Клаверов.

Клаверов. Мне крайне досадно, Софья Александровна, что наш литератор оказался так дик, что ни за что на свете не согласился поехать в порядочный дом! Я его так у Донона и оставил… но вы мне позволите покатать вас?