Прокаженная
Шрифт:
Княгиня сидела, словно мертвая. Потом прошептала, словно самой себе:
— Ты говоришь, отказала? Хоть столько такта у нее нашлось.
— Вот именно — такта! А речь идет о любви, она тоже меня любит. И я все сделаю, чтобы превозмочь ее сопротивление. Я поеду в Ручаев просить у Рудецких руки их дочери.
— Боже! Боже! Боже мой! — стонала княгиня. Вальдемар потерял терпение:
— Бабушка, к чему эти стоны? Никакого преступления я не совершаю. Я думал, что те, кто меня любит, только порадуются моему счастью, но вижу, все обстоит совсем иначе…
— Не
Княгиня, закрыв лицо руками, громко расплакалась, сотрясаемая безмерной печалью.
Майорат встал, прошелся по комнате, превозмогая себя — рыдания бабушки раздирали ему сердце, но решимости он не утратил ни на миг. Он сжал зубы, мысленно разговаривая со Стефой: «Маленькая моя, ради тебя я вынесу все, ты будешь моей, и они тебя примут! Обязаны будут признать!»
Он подошел к княгине и, обняв ее, бережно поцеловал старушку в мокрую горячую щеку:
— Бабушка! Если ты меня любишь, успокойся и не делай драмы из моего счастья. Я знаю, ты хотела, как лучше, но у каждого свои стремления… и у меня тоже, самые для меня дорогие. Не плачь, бабушка, прошу тебя. Это мне ранит душу… и оскорбляет Стефу.
Княгиня, рыдая, заломила руки:
— Вальди! Вальди…
Вальдемар опустился перед ней на колени, ласково говорил, целуя ее руки:
— Это я, твой Вальди… я останусь твоим… люблю тебя, уважаю… и потому жажду, чтобы ты меня поняла, чтобы не так трагически смотрела на мою любовь и будущую женитьбу. Бабушка, ты всегда была умнее и добрее большинства наших аристократов, я никогда не видел в тебе фанатичных предрассудков нашего сословия и за это любил и уважал еще больше. Подумай сама, заслужила ли Стефа столь великую немилость с твоей стороны, разве ты ее не знаешь? Она благовоспитанная, умная, благородная, ты сама это говорила…
Княгиня сурово посмотрела на внука:
— Она может быть прекраснейшей и благороднейшей… но она не для тебя.
— Только потому, что она — всего лишь Рудецкая?
— И потому тоже.
— Бабушка, я могу показать тебе гербовник, где фамилия Рудецких напечатана черным по белому. И не самыми мелкими буквами. Это хороший род старого шляхетского герба. Ничуть не хуже Жнинов, Шелиг… и уж тем более Чвилецких с их не полученным по рождению, а жалованным титулом.
— Среди тех, кого ты перечислил, я и не искала для тебя жены…
Майорат встал:
— Значит, я должен жениться на владетельной герцогине или принцессе из «Тысячи и одной ночи»?
Глаза княгини сверкнули:
— Я сватала тебе княжну Лигницкую — ты отказался. Сватала графиню Правдичувну — известнейший род, лучшая после Лигницкой партия в стране — ты тоже не захотел. Не буду вспоминать иностранных герцогинь и девушек из придворных кругов, где ты имел большой успех… В конце концов, я согласна была на Барскую с ее связями — опять неудачно!
Она безнадежно махнула рукой.
— Бабушка, так ли уж необходимо Михоровским гоняться
— Вальди, ты ошибаешься! Твои предки удачно женились и были счастливы!
Майорат пожал плечами:
— Я знаю, что прадедушка Анджей, женившийся на графине Эстергази, бывшей в родстве с Габсбургами, потом пытался с ней развестись, несмотря на ее богатство и красоту. Знаю, что мой дедушка Мачей с его французской герцогиней были несчастливейшими людьми на свете, что мой отец и княжна Подгорецкая вряд ли могли назвать себя среди счастливых…
— Твои предки любили друг друга, но у них были разные взгляды на жизнь, и это их разделяло…
— Вот именно, на пути всегда оказывалось какое-нибудь «но». Впрочем, насколько я знаю, когда мама выходила за моего отца, сердце ее было отдано другому…
— Ах, это было сущее детство!
— Детство? Легко сказать! То, что ты называешь «детством», причиняет нешуточные страдания, примером тому — мама и дедушка Мачей. Его таковое «детство» сделало несчастным на всю жизнь!
И он вновь зашагал из угла в угол. Княгиня, испуганно наблюдавшая за ним, вдруг спросила:
— А это правда, что Стефа… внучка той… Корвичувны?
— Да, ее родная внучка.
— Может, ты именно поэтому… во искупление того…
Вальдемар остановился:
— Ну что вы, бабушка! Я полюбил Стефу, ни о чем еще не зная, и не дам отнять ее у меня, как отняли у дедушки ту, первую Стефу!
— Значит, ты думаешь, тебе позволят такой мезальянс? [89] Позволят жениться на этой Рудецкой? Тебе, глембовическому майорату? Михоровскому?
Вальдемар гордо поднял голову и вызывающе спросил:
— Кто посмеет мне запретить?
89
Мезальянс (франц.) — в дворянско-буржуазном обществе брак с лицом низшего социального положения, неравный брак.
— Семья! Высшие круги! Традиции! Наконец, я! — порывисто вскричала княгиня.
— Нет уж, позвольте! Я давно совершеннолетний, и родные не имеют права мне запретить! Наши круги? Я смеюсь над! ними! Традиции меня не волнуют, а что до тебя, бабушка… ты не будешь долго противиться. Ты для этого слишком умна.
— Ты ошибаешься! Я никогда не позволю!
— Позволишь, бабушка, хотя бы под угрозой моего непослушания. Моей женой будет только Стефа Рудецкая и никакая другая. На это согласятся и родные, и наш круг, потому что традиции особой власти надо мной не имеют.