Прокаженная
Шрифт:
— У них все хорошо. Люция всем шлет тысячу поклонов.
И она обернулась к Стефе, протягивая ей руку:
— Желаю всех благ! Майорат был у меня в ложе, я его замучила поздравлениями. И мой муж считает, что вы просто чудесная. Говорит, что вы ему напоминаете гроттгеровских [100] девушек. А бедная Люция печалится, что не может вас видеть.
— Баронесса еще в Ницце? — спросила смущенная Стефа.
— Нет, она сейчас в Ментоне. В середине
100
Артур Гроттгер (1837-1867)-один из знаменитейших польских художников XIX века; занимался также скульптурой.
— А где ваш муж? — спросил кто-то из мужчин.
— В фойе. Сейчас он к нам поднимется. Барон Вейнер пригладил бакенбарды:
— Нам здесь нелегко пришлось с вашим мужем, он все стремился уехать к вам на Ривьеру.
Графиня засмеялась:
— А вы его не пустили! Примите мою благодарность! Я долго путешествовала, и муж совсем расстроился… — она весело глянула на Стефу: — Вы удивлены? Правда, я и в самом деле просила барона, чтобы он удержал моего мужа в Варшаве. Он испортил бы мне на Ривьере весь праздник.
Княгиня погрозила ей пальцем:
— Ветреница! Ничуть не меняешься!
— Что ж, тетя, признаюсь открыто: я не хотела, чтобы он ехал со мной. Господи, как было там чудесно! Я совсем сошла с ума, выкинула столько денег! А майорат сказал, что я тем не менее выгляжу разочарованной. Честно говоря, он угадал, но я на него за это не сердита! Она обернулась к пану Мачею:
— Ваш внук чертовски наблюдателен. Сразу заметил, что я вернулась печальная.
— Ну, Варшава вас быстро вернет к веселью.
— Увы, вернуть меня к веселью может только некто исключительный, кого я, увы, в нашем свете не вижу…
И она весело взглянула на мужчин, притворившихся обиженными.
Когда графиня вышла, Стефа поискала взглядом Вальдемара. Он как раз разговаривал с Чвилецкими в их ложе.
Стефа радостно смотрела на его свободные, элегантные жесты, выражавшие уверенность в себе.
Когда он вошел в ложу Барских, графиня Мелания с деланной улыбкой протянула ему руку и тут же заговорила об опере, словно опасаясь разговора на любые другие темы. Один из находившихся в ее ложе мужчин поклонился майорату:
— Пан майорат, примите мои поздравления. Я только что вернулся из Парижа, не мог поздравить вас раньше.
Вальдемар пожал ему руку:
— Спасибо.
Молодой человек продолжал:
— О вашем обручении я узнал еще в Париже. Я еще не имел чести быть представленным вашей невесте, хотя заочно восторгаюсь — я слышал, она так прелестна и изысканна!
Над головой графини Вальдемар посмотрел на Стефу — она и в самом деле выглядела очаровательно, словно нежный цветок на фоне окруживших ее черных фраков.
Графиня
— Когда же свадьба? — спросила она с гримасой, долженствующей означать приятную улыбку.
— Через два месяца.
— И потом, конечно, свадебное путешествие? — с любопытством спросил молодой князь.
— Нет, лето мы собираемся провести в Глембовичах, а в путешествие отправимся осенью и зимой. Разрешите откланяться!
Нервный, исполненный злости жест, каким графиня протянула ему на прощание руку, рассмешил Вальдемара, и в коридоре он прошептал себе под нос: «Безнадежна!»
Он обошел еще пару лож. Вернувшись в свою, застал там молодого князя. Уже представленный Стефе, он стоял рядом с ее креслом, держа цилиндр обеими руками, наклонившись вперед. Стефу смешила его высокая сутулая фигура и восхищение в его глазах. Видно было, что она ему очень понравилась, он рассыпался в комплиментах.
Выходя, он пожал руку Вальдемару:
— Поздравляю! Поздравляю! Редкостная красота! У вас прямо-таки талант отыскивать звезды с небес…
— Слышите? Звонок, не опоздайте, — нетерпеливо попрощался с ним Вальдемар.
— Да-да! Мерси! Редкостная красота… спешу… спешу…
Он побежал в свою ложу, ссутулившись — высокий, со впалой грудью и лысеющей головой молодого старика.
Началось второе действие. Пронтницкий не вернулся на прежнее место, перебрался на галерку и смотрел оттуда на майората и Стефу. Странные чувства овладели им — и в первую очередь какой-то непонятный стыд.
Из ложи его не было видно.
Вальдемар часто склонялся к уху Стефы, но она, вдруг заинтересовавшись спектаклем, не сводила глаз со сцены.
Княгиня шепотом попрекнула Вальдемара:
— Послушай хотя бы арию Графини…
Голос артистки в костюме Дианы был великолепен:
О мой наряд, ах, этот мой наряд,
я словно древнегреческая статуя…
О, сколько почестей и сколько зависти
меня сегодня встретит на балу…
Вокруг сиянье, голоса, благоуханье,
и радугою проплывают платья,
и зеркала сверкают…
Вот пары закружились в танце…
Вот превращает в чары и безумье
вихрь бала наш прекрасный мир…
Словно серебряные капельки, сыпались звуки чистого, прекрасного голоса. Все зачарованно слушали. После окончания арии раздались аплодисменты.
— Как прекрасно она поет, — шепнула Стефа. Вдруг они с Вальдемаром услышали шепот Трестки:
— …конечно, глупо мне надеяться на пылкую любовь, но я ведь столько лет ждал… это кое-что да значит…
— Это меня не заставит расчувствоваться, — шепнула в ответ панна Рита.
— Но вы ведь верите мне?
— А вам довольно только этого?
Вальдемар с проказливой улыбкой повернулся к княгине: