Прокаженный

Разумовский Феликс

Глава четвертая

Сергей Владимирович Калинкин в ожидании клиента истомился. Холодильник был угнетающе пустым, пальцы в резиновых перчатках мерзко затекали, и, когда он увидел, как «семерка» отвратительно-бежевого цвета припарковалась, настроение у мокрушника заметно поднялось.

Томиться оставалось совсем недолго: как только клиент поднимется, Сергей Владимирович впечатает ему в усатое рыло шестьдесят киловольт, потом отволочет его бездыханное тело в ванну и, расписав пищак, аккуратно смоет теплой водичкой спущенную кровь. Потом, не торопясь, аккуратно голову отрежет и упакует в специальный, заранее приготовленный мешочек,

а обескровленный труп оттащит на кухню. Дальше все будет банально и неинтересно: через час из четырех открытых конфорок наберется газу столько, что когда маленькая черная коробочка, оставленная на столе, даст искру, то бабахнет так, что и самой-то кухни не останется, не говоря уже о каких-то там следах преступления. А после всего этого скорее к Гранитному, обменять отрезанное на баксы, — и домой, домой, сожрать чего-нибудь горяченького, и побольше.

Услышав звук ключа в замке, Калинкин думать о харчах перестал и, стоя в кромешной темноте рядом с сортиром, поудобнее перехватил электрическую дубинку и расслабился. Как только входная дверь открылась и на пороге показался клиент, Стеклорез быстро, как ему показалось, выкинул правую руку, целясь разрядником Сарычеву прямо в лицо.

Да, Сергей Владимирович, слишком много было выпито водки с пивом, сожрано пельменей да шкур непотребных оттрахано, — опережая Стеклореза, майор уклонился, мгновенно захватил его вооруженную руку и, сблизившись, мощно ударил нападающего кулаком в кадык. Калинкин захрипел, дубинка выпала из его разжавшихся пальцев, а Сарычев добавил сразу же коленом в пах и сильнейшим свингом в челюсть вырубил спецназовца напрочь. Всей своей тушей Стеклорез очень неизящно грохнулся на пол и был тут же стреножен качественно, обыскан и через минуту уже лежал на спине в ванне. Здесь на него пустили струю холодной водички, и, когда мутная пелена перед его глазами несколько рассеялась, его ласково спросили:

— Жить тебе хочется?

Пока он мычал и пытался вытащить изо рта кусок половой тряпки, Сарычев разделся до пояса и, взяв в правую руку острый как бритва стеклорезовский нож-джагу, начал медленно надрезать Калинкину ухо, вежливо при этом переспрашивая:

— Ну?

По щеке к затылку потекла струйка крови, и Сергей Владимирович согласно кивнул головой, а майор сказал:

— Не верю, — и принялся резать дальше.

От боли тело Стеклореза забилось, и, увидев в его глазах неподдельный страх, Александр Степанович кляп выдрал и поинтересовался:

— Кто это меня убить хочет?

Пару секунд висела тишина, а потом Калинкина наградили — старинным энкаведешным подарком — по его ушам резко хлопнули сложенными «лодочкой» ладонями, и от страшной боли он дико закричал, а майор тут же приставил ему клинок к горлу и тихо сказал:

— Не будь хамом, подумай о соседях.

Пришлось замолчать и сказать хрипло:

— Все равно тебя, сука, уроют.

Снова ему запихали кляп и, содрав штаны, принялись отрезать то, что было справа, а Стеклорез, вспомнив о ждущей его красавице блондинке, забился от животного, неудержимого страха, и мочевой пузырь у него не выдержал. Майор брезгливо глянул на струившуюся по ноге Калинкина влагу и, вытащив кляп, сурово спросил:

— Ну?

— Гранитный меня послал, у него контракт на тебя. — Калинкин выплюнул набившуюся в пасть грязь с тряпки и зашептал горячо: — Отпусти меня, денег дам, сколько есть, тачку возьми, только не трюми, жить дай.

Глаза его затравленно бегали по майорскому лицу, и тот, взяв в руку изъятую при обыске «моторолу» Стеклореза, сказал негромко, но твердо:

—

Сейчас позвоним этому твоему Гранитному, ты скажешь, что все в порядке и скоро будешь. Говори телефон.

И подкрепил свой вопрос «крапивой» — легким ударом кончиками пальцев по мужской гордости Калинкина. Тот сдавленно охнул и, моментально вспомнив номер, с Гранитным был весьма лаконичен, пообещав приехать очень скоро.

— Шинкую зелень, — заверил его тот и отключился; а майор быстрым и сильным движением вонзил мокрушнику длинный клинок в ложбинку как раз между ключицами.

В горле Калинкина забулькало, изо рта побежала кровь, и Сарычеву внезапно стало видно, как жизненная сущность убитого начала отделяться от тела, и сейчас же стремительно вращающийся вихрь подхватил ее и понес ко входу в непроницаемо черный туннель, свет в котором отсутствовал совершенно.

Майор поморщился и, не вынимая ножа из раны, вдруг взялся за его рукоять, вытянулся от напряжения в струну и принялся нашептывать что-то на древнем языке дубовых рощ, призывая неведомые простым смертным силы помочь ему. Где-то далеко-далеко чуть слышно прогрохотал гром, потом раздалось завывание ветра, и по распростертому телу Стеклореза пробежала дрожь. Через мгновение его выгнуло дугой, и, не отпуская рукоять ножа, Сарычев вдруг что-то громко выкрикнул и вырвал клинок из раны. Раздалось невнятное бормотание, будто кто-то сильно пьяный заворочался во сне, глаза Калинкина широко раскрылись, и какое-то подобие жизни засветилось в них.

— Сейчас ты встанешь, пойдешь к своей машине и быстро поедешь. — Голос майора стал повелительным и резким, как удар меча, а руки сноровисто освобождали тело Стеклореза от пут. — И путь твой закончит твердь предначертанного.

Неожиданно быстро Сарычев начертал в воздухе Великий Знак Магнуса и удерживал его до тех пор, пока жмуряк не поднялся из ванны и не направился ко входной двери. С отвращением ощутив холод негнущихся пальцев, майор вложил ему в руку ключи от «мерседеса» и, глянув через пару минут в окно, увидел, как Стеклорез неуклюже-переваливающейся походкой пересек детскую площадку и залез в свою запорошенную снегом лайбу. Мощный двигатель покорно взревел, и, взметая широкими колесами снег, «сто восьмидесятый» быстро скрылся в морозной темноте.

В то же самое время президент господин Карнаухов изволил ужинать в одиночестве. Говоря откровенно, от рождения здоровье было у него так себе, а тут еще две ходки за баландой да плюс нелегкое восхождение по склону бандитского Пика Коммунизма — все это давало о себе знать, вот и приходилось жрать все несоленое, безвкусное, без капли алкоголя: с язвой шутки плохи. Скорбно Василий Евгеньевич глотал похожий на теплую блевотину овощной суп-пюре «Кнорр», от ощущения собственной неполноценности до невозможности огорчаясь, и, чтобы хоть как-то отвлечься, кликнул раскладушку Люську-тощую. Как секретарша, она была лажовая, зато по женской части — всепогодно трехпрограммной, и, решив, что Стеклорез в случае чего и подождать может — не боярин ведь, — Гранитный сказал сурово:

— Распрягайся.

Подчиненная его к своим рабочим обязанностям относилась весьма серьезно, а потому, белья на себе не имея вовсе, быстро стянула шерстяное вязаное платьишко фирмы «Мейсон» и, оставшись в одних только туфлях, со знанием дела пригнулась к начальственной ширинке. Но то ли день сегодня был тяжелый, то ли на солнце вспышка какая приключилась, но мужская гордость Василия Евгеньевича упорно просыпаться не пожелала, и, надавав Люське-тощей оплеух по глупой морде, Гранитный громко посетовал: