Прокаженный
Шрифт:
— Мне йогурта какого-нибудь, а себе скомандуй жратвы баксов на пятьдесят, не больше, а то харя треснет, — и полез в ванну.
Врубив джакузи, он почувствовал, как горячие водяные струи уносят куда-то усталость и доставшую его скомлю в животе, затем глаза его стали смыкаться, и, едва обтеревшись полотенцем, он с трудом дотащился до роскошной двуспальной кровати. Морфей осенил бандита своим невесомым крылом, и Василий Евгеньевич уже не слышал, как нажравшийся до отвалу на халяву Судак вызвонил в счет «субботника» приличную пятидесятидолларовую шкуру и шумно пользовал ее всю ночь у камина, громко матерясь и вскрикивая при «аргоне».
На
Между тем, объехав здание вокруг, Сарычев увидел здоровенный, сногсшибательный джип с горячим еще двигателем и, позвонив по изъятой у покойного Стеклореза «мотороле», услышал уже знакомый голос Гранитного и улыбнулся — есть контакт. Вдохнув прозрачный морозный воздух, Александр Степанович запарковал машину за углом, натянул перчатки из тонкой лайки, долго лепил снежок и, доведя его до кондиций каменноподобных, с силой швырнул в президентскую лайбу.
Сволочи империалисты не обманули — сработала сигнализация, на семь ладов заревела мощная сирена, но хозяев транспортного средства с первого раза это не впечатлило. Свою жопу они изволили оторвать только после третьего сарычевского снежка: открылась неприметная обшарпанная дверь в стене и к джипу вальяжно направился мощный широкоплечий крепыш. Пока он шел, Сарычев прокачал его и, прикинув, что амбал хоть и силен, но «кремневатости» в нем мало, а апломба выше крыши, осторожно зашел внутрь здания и огляделся.
Собственно, смотреть было не на что: предбанник, заваленный старыми прилавками, да узкая лестница, ведущая на второй этаж, где на площадке стояли стол и пустое кресло, в котором, видимо, и размещался страж дверей, откомандированный нынче к машине.
Тем временем, покрутившись возле хозяйского джипа и ничего криминального не обнаружив, вальяжный амбал отправился обратно на свой пост, и, услышав, как скрипит снег под его тяжелыми, неторопливыми шагами, Сарычев вжался в стену и расслабился.
Через мгновение сильным апперкотом точно в подбородок он вырубил охранника начисто и, ни секунды не теряя, начал его обихаживать. Вытянув у него поясной ремень, майор сделал двойную петлю и намертво связал ему руки за спиной, затем выдрал подкладку куртки и, запихав ее глубоко в полуоткрытую, слюнявую после нокаута пасть, изъял ствол, рацию и американский штык-нож от винтовки М-12. Не теряя времени и не забывая об осторожности ни на минуту, Сарычев оперативно содрал с лежащего штаны и, расшмотовав, их бывшего обладателя качественно стреножил, а чтобы болезный не застудился, подштанники с трусами расписал не как полагается — наискось от пояса до колена, — а лишь перерезал резинку.
После всего этого майор оттащил тело за груду старого барахла и на несколько секунд замер, чутко вслушиваясь. Ничто подозрительное его слуха не коснулось, и, подтянувшись наверх к двери, Александр Степанович отметил, что заперта она была на кодовый замок, а когда вгляделся, то по затертой поверхности металлических кнопок стала понятна комбинация. Он нажал четырьмя пальцами сразу,
Вначале никто ничего не понял, тощая дура-секретарша поинтересовалась как-то неуверенно: «Вы к кому?» — а сидевший неподалеку в кресле крепенький, щекастый мужичок даже глазом моргнуть не успел, как его переносица повстречалась с майорским коленом, а на макушку опустилась рука-молот, и он расслабленно свесил сразу закровившую физиономию себе на грудь.
Мгновенно Сарычев вытянул у него из кобуры ТТ и, мельком подумав: «Ничего не боятся, сволочи», направил ствол на оцепеневшую от страха девицу и, приставив указательный палец к своим усам, прошептал повелительно: «Тих-х-х-о». Та не отрываясь смотрела на майора, как кролик на удава, и, когда он спросил: «Где остальные?» — ответила шепотом: «Люська в ванной… Посуду моет» — и дернула острым подбородком в сторону коридорчика. «Двигай! — Майор за ухо вытащил ее из-за стола и, не отрывая ствола от побледневшей щеки, сказал тихо: — Вякнешь если, сделаю еще одну дыру».
Распахнув с ходу дверь, за которой журчала вода, он, затолкав пленницу внутрь, выразительно посоветовал мывшей посуду девице: «Не ори, а то сдохнешь» — и, дав ей секунду, чтобы осознать сказанное, коротко скомандовал: «Раздевайтесь обе, — а увидев нерешительность в их глазах, резко взмахнул стволом и рявкнул: — Живо!» Это было страшно, и обе Люськи привычно распряглись с профессиональной быстротой, а Сарычев, оперативно присобачив им руки колготками к змеевику и повелительно рявкнув: «Забыть все», вытолкал ногой всю одежонку в коридор и устремился к главнокомандующему.
Осторожно попробовав дверь в президентский кабинет, майор понял, что она заперта. Он глубоко вздохнул и на секунду неподвижно замер, прикрыв глаза, а когда кипящая, огненная энергия наполнила его, то мощнейшим сокуто-гири — диагональным боковым ударом ноги — он вышиб дверь вместе с коробкой и, наполнив нору Гранитного грохотом и цементной пылью, оказался внутри.
Президент был занят важным делом — он считал деньги. Квадратное зеркало за его спиной, оправленное в раму из красного дерева, было сдвинуто в сторону, дверь потайного сейфа свободно скрежетала в петлях, и Василий Евгеньевич, сосредоточенно таская из стальных глубин пачки дубовых и зелени, вел учет и, сбивая по сто листов, ровными рядами выкладывал бабки на полированной глади столешницы. Когда раздался грохот вышибаемой двери и кто-то в облаке пыли ввалился внутрь, Гранитный особо раздумывать не стал, а быстро сунул руку под стол. Там у него, в лучших гангстерских традициях эпохи сухого закона, на двух магнитах была подвешена заряженная волчьей дробью «вертикалка», — оставалось только взвести курки и все вопросы кардинальным образом решить.
Однако незваный гость мгновенно отреагировал и, стремительно выполнив «лепесток» — уход с линии атаки с поворотом вокруг своей оси, — оказался с главнокомандующим совсем рядом. Мощно бабахнули стволы, разнося через дверной проем картечью экран монитора, а под ключицу президента с мерзким, мокрым каким-то звуком глубоко вонзился американский штык-нож.
От острой боли Василий Евгеньевич заорал дико и секунду не мог оторвать взгляд от рифленой рукояти, торчавшей чуть правее яремной впадины, а когда поднял глаза, то опять из его груди вырвался громкий, неудержимый крик — перед ним стоял фраер, которого должен был замочить Стеклорез.