Прокламация и подсолнух
Шрифт:
– Да хорошо бы уже хоть раз взорвалось! Сидим, как мыши под веником, нас жрут – а мы только кланяемся. Надоело – сил нету.
– А жить тебе не надоело? – возразил Симеон. Больше по обязанности, конечно, чем из несогласия, но уж больно Григор горяч! По молодости вовсе никакого удержу не было. И сейчас можно не сомневаться – найдется под ульями неплохой арсенал, отобранный у прикопанных неведомо где австрияков и незадачливых контрабандистов.
Пасечник вздохнул, погладил усы.
– Не то чтобы надоело... Но бегать от дела, как эти сербы,
Симеон насторожился:
– Это от чего они бегали?
– А! – Григор махнул рукой. – Ты не слыхал, что ли? Карагеоргий [51] же вернулся! Надо ждать, что у соседей заварится хорошая каша...
Симеон слыхал. Точнее – слыхал, что каша ожидается. Слуджер в Клошанях намекал. Значит, и вправду вернулся, сербам виднее. И если так – с ними понятно, особенно с бабами и дитями, нахлебались, поди, еще в прошлое восстание! Вот только Фатьма... Не слишком ли вовремя?
51
Георгий Петрович Карагеоргий – предводитель Первого Сербского восстания 1804-1813 гг.
– Гицэ! – позвал он. – Кого с донесением отправим?
Гицэ от неожиданности аж подпрыгнул, даром, что сидел у столика, скрестив ноги по-турецки.
– А? Ты о чем, капитан? А! В Клошани-то?..
Симеон мысленно хлопнул себя по лбу: ну не дурак ли этот Гицэ? И сам не умнее – не надо было при этой Фатьме спрашивать.
А Гицэ махнул рукой и беззаботно закончил:
– Так сам же говорил – у кого конь поприличнее! Из моих любого бери, я отвечаю!
– Зачем в Клошани-то? – изумился Григор, тоже в полный голос.
Да твою-то мать! Сговорились они, что ли?
Симеон ответил уклончиво:
– Мало ли – вдруг пригодится?
Сам внимательно следил за Фатьмой. Но она танцевала беззаботно, напевая какую-то нехитрую мелодию и в такт постукивая по бубну. Не надо было особой наблюдательности, чтобы подметить, насколько ей непривычны короткая юбка и передник. Что ж это за работница у крестьян, которая всю жизнь проходила в шальварах?
– Лапы прочь, – в который раз уже прошипела Фатьма, уворачиваясь от мужиков, наперебой норовивших затянуть красивую на колени.
– Гляди – пробросаешься, – поддел ее Гицэ. – Замерзнешь ночью-то!
– Сама погреть могу, кого хочу, – фыркнула чертова молодка и сверкнула бедовыми глазами.
Кто-то из работяг Григора похабно заржал:
– Да ты каждый день другого хочешь!..
– Никто на подольше не глянулся пока, – отбрила с ходу Фатьма, и если и покраснела – то только самую малость. Повела вокруг масленым взглядом и вдруг указала бубном на Штефана. – Вон только этот светленький с заставы – так он меня боится!
– Сейчас опять драка будет, – пожаловался Григор на ухо Симеону. – Ее хлебом не корми – дай показать мужикам, что любому голову задурит и выкинет...
–
Пасечник фыркнул в усы и пожал плечами.
– Пошли, на воздух выйдем, здесь дышать нечем.
Вместе они выбрались из-под навеса полевого стана. За соседним хребтом уже грохотало и посверкивало, но в долине было покамест сухо, хотя удушливая жара к вечеру ничуть не спала.
– Не нравится мне твоя Фатьма, – прямо сказал Симеон, раскуривая свой чубук. – Ладно, остальные. Но про эту ты, что же, веришь, что она работница?
– Нет, конечно, – усмехнулся Григор и выпустил огромный клуб дыма. – Слепому ясно, что из гарема сбежала. Кто уж там она – жена или невольница, – поди еще разбери, но сбежала – точно. И похоже, не слишком там хорошо с ней обращались, вот и чудит теперь...
Он вдруг замолчал – мимо них проскользнула Фатьма с котлом в руках, сверкнула лукавым глазом из-под чаршафа.
– Ты куда, девка?
– До ручья, – откликнулась бойко. – Посуду помыть. И от вас всех отдохнуть!
– Ты уверен, что она просто сбежала? – спросил все-таки Симеон, когда Фатьма со своим котлом исчезла в распадке.
Из-под навеса донеслась разудалая песня – мужики нашли другое развлечение после ухода Фатьмы и, похоже, драться не собирались. И то хорошо!
– Уверен, – махнул рукой Григор. – Дед говорил, что она к ним прибилась до прихода Карагеоргия, когда они и в мыслях не держали куда-то подаваться.
Тут Симеон вдруг углядел выскользнувшую украдкой со стана фигуру и с некоторым изумлением признал в ней Штефана.
– А ты куда?
Парнишка отчаянно вспыхнул:
– К лошадям же! Гицэ велел Думитру их в лес отвести и привязать, чтобы не мокли.
– Ладно, иди, – разрешил Симеон. И то сказать – пусть приглядывают. И гроза заходит, и Фатьма эта подозрительная. Сказала, что к ручью, а сама мало ли где шляется? – Так что, Григор? А не она ли им предложила подаваться куда-то?
– Не она. Дед настоял. Сынки у него, похоже, что телята, даром, что с него давным-давно песок сыплется, куда повел – туда пошли, да видишь – на свою голову! Бабы его бросили бы точно со злости, если бы не Фатьма, – Григор вздохнул и ткнул трубкой в небо, на котором стремительно гасли звезды в грозовых тучах. – Ты не гляди, она девка точно добрая по-христиански, возится со стариком-то, кормит-поит.
– Ладно – со стариком возится, – продолжил гнуть свое Симеон. – А если она все-таки здесь не просто так?
Григор воззрился недоуменно.
– Ну, капитан, я ж к слуджеру-то первым делом Иона отправил – спросить, что с ними всеми делать! Жду вот, когда вернется!
Симеон кивнул, размышляя, что же происходит нынче в Сербии, что до сих пор ничего особенного не слышно, несмотря на возвращение Карагеоргия. Йоргу может разузнать, конечно, только надо ему рассказать новости. И дождаться ответа от слуджера – просто на всякий случай, может быть, у него какие-то свои планы.