Проклят и прощен
Шрифт:
Пауль не находил нужным объяснять старому слуге, с кем он ведет переписку, и почти не слышал его слов, так как был в седьмой раз занят чтением письма Лили.
Арнольд, которого эта замкнутость невыразимо раздражала, переменил план нападения.
— Я был сегодня перед обедом в Розенберге, — начал он.
Это подействовало, наконец; Пауль очнулся от своих грез и стал прислушиваться внимательнее.
— Каким образом ты попал в Розенберг? Ты хотел там что-нибудь выведать?
— Мой господин, вы меня обижаете! — воскликнул Арнольд, принимая глубоко оскорбленный вид. — Я случайно проходил мимо усадьбы, а у ворот случайно стоял садовник, с которым я также случайно познакомился
Это длинное сцепление случайностей имело, однако, логическую связь. Арнольд был глубоко убежден, что его молодой господин бывал в Розенберге и помолвку держат пока в тайне, потому что между Верденфельсами и Вильмутом была вражда, а священник — близкий родственник госпожи Гертенштейн. Чтобы получить верные сведения, старик снизошел до знакомства с садовником Игнатием, но до сих пор оно оставалось без всякого результата.
— Госпожи Гертенштейн не было дома, — продолжал Арнольд. — Компаньонки тоже не было, одна только маленькая фрейлейн была в саду.
— Какая маленькая фрейлейн? — спросил Пауль.
— Сестра госпожи Гертенштейн, маленькая фрейлейн Лили. Она бросала снежки сперва в ворон на деревьях, а затем в нас обоих, так что мы совсем промокли. Что же, детям надо доставлять удовольствие.
— Не говори про фрейлейн в таких выражениях! — с неудовольствием сказал Пауль. — Фрейлейн Вильмут шестнадцать лет.
— В самом деле? Я думал, она гораздо моложе, она еще играет, как ребенок, вероятно, еще немного подрастет.
Пауль совершенно вышел из себя, услышав, что Лили «еще подрастет». Он вскочил и стал так выразительно требовать большего уважения к фрейлейн, что Арнольд с удивлением посмотрел на него.
— Вы ужасно сердитесь, — сказал он. — Впрочем, можно легко сделаться нервным и расстроенным там, где ни на минуту нельзя быть спокойным за свою жизнь. Всю эту сумятицу подняли против вашего дяди, но по-нашему, это называется «все в одну петлю». Дворецкий утверждает, будто деревенская шайка готова поджечь дом или же толпой ворваться в замок. Как хорошо было бы, если бы мы были в нашем прекрасном, тихом Бухдорфе!
— Не строй себе никаких иллюзий! Когда я примусь управлять Бухдорфом, тамошнему спокойствию тоже придет конец. Я окажу сопротивление пастору Вильмуту, мы уже объявили друг другу войну.
— Господи Боже! Да неужели вы должны во всем подражать своему глубокоуважаемому дяде, даже в его скандалах с крестьянами? — воскликнул старик.
— Я научу своих крестьян уму-разуму, — заявил Пауль воинственно. — Думаю, они не такие упрямые, как верденфельсцы, но несмотря на это, о спокойствии не может быть и речи. Заметь это себе, Арнольд, а теперь уходи и оставь меня одного!
Старый слуга так испугался высказанных Паулем соображений, что в виде исключения повиновался.
Ночь уже давно наступила, в замке было тихо и темно, и даже в комнате барона Раймонда свет был погашен. Пауля, у которого всегда был крепкий, спокойный сон, в эту ночь обуревали тревожные сновидения. Волнения дня не давали ему спокойно спать, среди ночи он проснулся и долго не мог уснуть. При этом он вдруг вспомнил, что письмо Лили лежит в незапертом ящике письменного стола. Он заботливо оберегал эту переписку от любопытных глаз Арнольда и теперь подумал, что когда старик придет утром убирать его комнату, он непременно увидит письмо. Это необходимо было предупредить.
Поднявшись с постели, молодой человек прошел в соседнюю комнату, не зажигая свечи, так как луна достаточно освещала комнату. Он сейчас же нашел письмо, положил его к остальной переписке, запер ящик и хотел возвратиться в спальню, но сперва подошел к окну, чтобы посмотреть, какая погода. Ночь была бурная, луна все
При других обстоятельствах Пауль едва ли обратил бы на это внимание, но последние происшествия в Верденфельсе сделали его подозрительным, а в ушах еще звучала просьба Анны: «Оберегайте его!». Он решил расследовать дело, и так как был человеком бесстрашным, то ему и в голову не пришло прежде всего обеспечить себя какой-нибудь помощью. Наскоро одевшись, он взял заряженный револьвер и вышел из замка, воспользовавшись для этого боковой лестницей и дверью, предназначенной для прислуги и запертой изнутри на задвижку. Снаружи все было тихо, ничто не шевелилось возле замка, только ветер шумел среди деревьев парка. Пауль подумал, что их тени вызвали, вероятно, обман зрения, но прежде чем вернуться в свою комнату, хотел ради безопасности еще раз осмотреть помещение дяди и медленно пошел вдоль стены, тень которой совершенно скрывала его.
Комнаты барона были расположены с этой стороны замка и выходили в парк, стеклянная дверь вела из комнаты на красивую веранду, которую летом закрывали цветущие кусты. Сейчас они были покрыты плетеными соломенными рогожками для защиты от зимней стужи, а под балконом лежали кучи сухих листьев, защищавших корни от холода. Пауль был уже в нескольких шагах от веранды, как вдруг остановился, снова присмотрелся и ясно увидел, что там что-то шевелится. В следующее мгновение он различил человеческую фигуру, сидевшую на земле на корточках. Молодой человек подумал, что готовится новое посягательство на дорогие растения, и уже решил схватить негодяя, как вдруг ему стало ясно, что у злодея более ужасное намерение. Внизу у веранды мерцал огонек, и Пауль увидел руку с зажженной серной спичкой, увидел, как ее поднесли к соломе, которая сейчас же начала тлеть, и как потом спичка была брошена в сухие листья.
— Негодяй! — крикнул молодой человек, подбежав к поджигателю. Последний, ничего не предчувствуя, повернулся к нему спиной, и Пауль, схватив его за плечи, бросил на землю. — Так вот на что ты покушался! Не трогайся с места! — с угрозой продолжал он, когда тот сделал судорожное движение. — При первой попытке бежать моя пуля догонит тебя!
Он щелкнул курком пистолета, чтобы придать больше силы угрозе, но это, казалось, было излишне. Лежавший на земле человек был так оглушен неожиданным нападением, что не сделал никакой попытки обороняться, не двигался и только глухо стонал. Пауль отвернулся от него, сильным движением сорвал загоревшуюся рогожу и отбросил ее далеко в снег, где она, шипя, погасла; затем он разбросал ногой сухие листья, в которых огонь еще не успел разгореться. Все это было делом нескольких минут, однако от этого шума барон Раймонд проснулся. Его спальня вдруг осветилась, стукнула стеклянная дверь, и с веранды послышался его голос:
— Что здесь случилось?
— Подлость, которой нет подобной! — ответил Пауль голосом, дрожащим от гнева. — Хотели поджечь замок и первым делом имели в виду тебя. Но я поймал злодея, он от нас не уйдет. Позови слуг, Раймонд, а пока я сам справлюсь с негодяем.
Верденфельс ничего не ответил, не позвал никого на помощь, но сошел по лестнице с веранды и через минуту уже стоял рядом с Паулем.
— Что случилось? Кого ты схватил?
— Вероятно, одного из верденфельских крестьян. Я застал его в ту минуту, когда он поджигал рогожу. Если бы я пришел пятью минутами позже, вся веранда была бы уже в огне.