Проклятая Мангазея
Шрифт:
– То не я решаю, Тимка. То тятя... с матушкой. Им виднее.
– А твой интерес что, ничего не значит?
– Что я могу с этим поделать? У меня ничего нет, так что и выбора нет.
Лицо девушки погрустнело. Потом жалко улыбнулась. Продолжать разговор почему-то не захотела. Зато поставила малую миску с чёрной икрой и ломтями хлеба.
– На закуску изюма дам. Вкусно!
– А что то такое? Никогда не слышал.
– Матушка приберегла ещё с Вологды, когда сюда ехали. Вяленый виноград. Такие ягоды на полдне растут. Далеко от нас. Сюда тож привозят. Бухарцы. Скоро ждём их караван. Правда, долго придётся
– Да, там много чего растёт, на полдне. Тепло, не то, что тут. Я немного в книгах почитывал про те страны. Хорошо, наверное, там. Нет наших морозов.
– Всюду хорошо, где нас нет, – ответила грустно девушка. – Поел? Иди к себе. Ты ведь опять у нас будешь жить. Тятя говорил. И помойся как-нибудь. Таким тебя сюда никто не станет пускать. – И грустно же улыбнулась. – Иди уж!
В своём углу у кладовки Тимошка с грустью передумал всё, что с ним могло случиться. И показалось, что ничего хорошего его не ждёт. Не может быть, что отец Яков просто так отпустит его на всё четыре стороны. Слишком опасно для него.
И подумал, что как только заметит опасность, тотчас смотается куда-нибудь, хоть в тайгу. А там видно будет. Лишь бы деньги были. Хоть пять рублей.
Но дни сменялись днями, прошёл уже месяц, весна вступила в свои права и лес начал зеленеть помаленьку, а отец Яков пока помалкивал. Тимошка не знал, что с соболиными шкурками, а спросить боялся. Все шкурки он уже перенёс, и батюшка долго любовался ими, встряхивал, гладил и вздыхал.
Сам Тимошка старался без особой нужды в город не выходить. Всё же узнал, что тогда, в снегах, стражники захватили груз, но допросить хозяина не успели. Тот не выдержал нагрузки и скончался прямо там, на дороге. Про Исая ничего не узнал, но был уверен, что и тот помер. А спросить даже батюшку опасался.
Наконец уже в мае поп позвал к себе Тимошку. Тот с волнением вошёл в его келью и вопросительно остался стоять у двери.
– Ну что, божий человек, – чуть усмехнулся поп и пристально глядел на юношу. – У тебя появилась возможность сменить свои тряпки на что-нибудь лучшее. Ведь рясу ты, как я понял, носить не собираешься. Так ведь?
– Так, – коротко ответил Тимошка и решительно глянул на собеседника.
– Я так и знал. То не для твоего ума дело. Тебя больше тянет в тайгу, так?
– Вроде того, – мрачно ответил Тимошка, теперь уже поняв, что деньги он получит.
– А у меня хорошие новости для тебя. Я продал и твоих соболей и песцов. Вот получи свои денежки, – и выложил на столешницу мешочек с монетами. – Тут сто с лишним рублей. Для тебя деньги огромные. С ними можно артель собрать для промысла. Если получится, то готов быть помощником-посредником по сбыту. Дело выгодное оказалось. Ты слушаешь меня?
Тимошка слушал плохо. Голова занята подсчётами. И они оказались неутешительными. Поп и здесь обдурил его и значительно. Но спорить, понимал, глупо и бесполезно. Ответил вполне мирно:
– Спасибо, батюшка. Обязательно буду помнить ваше предложение. Оно очень ценное для меня. А теперь что мне делать? Дайте совет, батюшка.
– Живи сам по себе. С деньгами это совсем не так трудно. Дом у тебя есть, я полагаю. Женись и заведи детей. То богоугодное дело. И живи себе на здоровье.
– Благодарствую, батюшка! – Тимошка
В доме перевозчика всё было в паутине и копоти. Пришлось полдня поработать метлой и тряпкой. Протопил печь, приготовил себе ужин из купленных запасов. А в голове только и вертелась мысль, как отомстить попу за грабёж, и эти мысли обязательно вертелись вокруг Агафьи. Она его словно заворожила. Снасильничать её он не хотел, а уговорить себе поклялся. Пусть тогда кусают локти. Знал, что жених найден и идут переговоры о приданом и вообще о деньгах.
И стая искать встреч с девушкой. Полагал, что особых усилий не потребуется. Девке он нравится, остальное за ним. И раз в неделю удавалось перекинуться несколькими фразами, когда счастье улыбалось им быть вне надзора со стороны матери или Петьки. Но Петька всё реже ходил с ними, больше проводя время со своими сверстниками. Он считался почти взрослым и это ему дозволяли.
Глава 6
В Мангазею пришёл большой караван стрельцов, купцов, промышленных, и в городе стояло столпотворение и веселье. Рубились новые избы, достраивались стены и башни острога, собирались ватаги для веслования – весеннего промысла. В такой кутерьме Тимошке удалось найти девушку, и он уговорил её скрыться с ним, пока мать не хватилась её и не послала дьякона искать её.
– Тимошка, куда ты меня тянешь? – Агафьи испуганно смотрела по сторонам. Кругом были незнакомые люди. И она чуть успокоилась. – Люди кругом!
– Ты только этого боишься? Я люблю тебя, и уже давно! Помнишь, как мы целовались? Разве нам было плохо?
Он видел смятение на лице девушки, но отрицания не заметил.
– Я думала, что ты забыл меня, Тимошка. А ты...
– Всё время думал о тебе, любимая! Так хотел посватать тебя после получения денег. Да твой тятька и слушать не хотел. Что было делать? Я думаю, что и ты в меня втрескалась. Или нет? – пытливо смотрел он ей в глаза, но поцеловать на улице не осмелился. Она побледнела, потом краска залила лицо. Хотела что-то сказать, открыла рот и замолчала. – Чего молчишь? – шептал Тимошка.
– Я не знаю, что сказать, Тима! Я ничего не знаю! – уже громче чуть не крикнула девушка и жалобно глянула в его лицо.
– Пойдёшь со мной? Ко мне домой. Там никто нам не помешает.
– Нет! – решительно отстранилась она и с недоумением смотрела на него. – Что ты задумал? Я боюсь тебя, Тимка! Идём домой, а то мне попадёт. Запрут и не выпустят неделю. Прошу тебя, Тима!
– Ладно, – с трудом согласился он и добавил: – В другой раз поговорим ещё. А братец стал меньше за тобой следить, а?
– Вроде так. Видишь, уже что-то лучше стало. А ты знаешь, что в таком наряде ты намного лучше смотришься. Можно сказать, что ты красивый парень.
– Что толку, раз ты ничего не хочешь, – буркнул недовольно Тимошка и потянул в тупичок. – Вот, здесь народу нет, и мы сможем поговорить, – с этими словами он грубо притянул её к себе и приник к её губам. Чувствовал, как она трепещет и с удовольствием продолжал целовать её шею, щеки и опять губы. Она млела, ойкала в моменты перерыва и робко сопротивлялась, тем самым разжигая его страсть.