Проклятая реликвия
Шрифт:
В дверях стояли констебли с нависшими бровями. Почти без слов, жестами, они велели нам следовать за ними. Нас провели по выложенному плитками коридору в помещение с колоннами, видимо, бывшее когда-то трапезной монахов. В дальнем конце помещения на дубовом стуле, должно быть, принадлежавшему раньше приору, восседал судья Фарнаби с аккуратной бородкой. Рядом с ним стояли и сидели другие люди, среди них еще два констебля и пожилой клерк. Этот с пером и бумагой сидел за столом. Значит, вот как выглядит Пирожно-пудренный суд. Я не знаю происхождения
Тут раздался неожиданный вопль из толпы зевак:
— Это он!
Это лишило меня присутствия духа. Еще больше меня расстроило то, что кричала Вопинг Долл. Она показывала на меня с искаженным то ли от ярости, то ли от горя лицом.
— Я видела его вместе с моим Улиссом! Я оставила их вдвоем! Он убил Улисса Хетча!
— Замолчи, женщина, — велел судья Фарнаби. — Ты не понимаешь, что говоришь.
Он произнес это негромко, но властно. Долл вытаращила на него глаза, но больше ничего не сказала. Фарнаби велел нам назвать свои имена и род занятий. Скорее всего, только для отчета, потому что — могу держать пари на недельное жалованье — он уже знал, кто мы такие.
— Джентльмены, — сказал судья Фарнаби, когда эта процедура завершилась, — убит человек. Для Пирожно-пудренного суда дело это слишком серьезное. Я приказал, чтобы палатку Хетча охраняли до тех пор, пока из нее не унесут тело. Однако предварительная дача показаний произойдет здесь, и если свидетельства окажутся убедительными, будет предъявлено обвинение. Я уже выслушал нескольких свидетелей, недавно видевших мистера Хетча живым, вот как эту леди. Но вы нашли его мертвым. Ваш рассказ, будьте любезны.
Джек и Абель повернулись ко мне. Публичное слушание казалось мне не совсем правильным способом собирать доказательства, но я предположил, что суд на ярмарке Варфоломея — это предварительное расследование, где все следует решать быстро. Как можно короче я описал обстоятельства, которые привели нас троих на ярмарку, поручение от Шекспира, разговор с книготорговцем, договор о том, что я вернусь, когда он отыщет нужную мне вещь, и то, как мы обнаружили тело Хетча. Пожилой клерк все записывал, сопя и откашливаясь, что сильно отвлекало.
Единственное, что я опустил — пожалуй, самое важное — это реликвию. Хотя то, что ее украли, давало мотив для убийства, не хотелось все усложнять. Как оказалось, это было ошибкой, потому что судья Фарнаби уже знал о ней.
— Мистер Хетч вам больше ничего не показывал? — спросил он.
— Я не очень понимаю, о чем вы, сэр, — отвечал я.
— У него не было больше ничего ценного?
—
— Однако у вас в кошельке четыре фунта, правильно? Похоже, вы пришли сюда, имея средства для покупки чего-то весьма ценного.
— Такую сумму дал мне мистер Шекспир, чтобы я выкупил его грязные страницы.
— Эти деньги предназначались не для того, чтобы купить кусочек дерева, который якобы является частью креста нашего Господа, и которого теперь нет нигде во владениях мистера Хетча?
Кто-то в толпе ахнул, а я почувствовал, что краснею, как ребенок.
— Дерево от креста?
— Совершенно верно. Мистер Хетч упоминал о нем?
— Может быть. Я не придаю никакого значения подобным папистским безделушкам, но да, мне кажется, он действительно об этом упоминал — теперь, когда я хорошенько подумал, сэр.
— …теперь, когда вы хорошенько подумали об этом, мистер Ревилл. Однако у нас есть свидетельские показания, что Улисс Хетч намеревался продать эту «папистскую безделушку», как вы ее назвали, и продать ее именно актерам.
— Только не нам, сэр, — возразил я, сообразив, что эти свидетельские показания могла дать только Долл. — Как я уже сказал, меня привело на ярмарку поручение купить грязные страницы ранней пьесы Уильяма Шекспира. Мои друзья могут это подтвердить.
Джек и Абель кивнули, но Фарнаби, казалось, больше этим не интересовался.
Я начал думать о стопке бумаги, спрятанной под рубашкой. Теперь я очень жалел, что не оставил рукопись лежать под телом Хетча. Кроме того, слова судьи прояснили тайну пребывания на ярмарке Тома Гейли. Хетч собирался продать «вещь» актерам, как сообщила судье Фарнаби Долл. Значит, Гейли все-таки пришел сюда не в поисках «Домициана». Возможно, он о нем и не знал. Он явился с поручением от Хенслоу купить частицу креста. Я размышлял, стоит ли называть судье имя мистера Гейли, как Фарнаби задал мне следующий вопрос:
— Мистер Хетч показывал вам пистолет, когда вы в первый раз посетили палатку?
— Да, сэр. Он держал его заряженным…
— Почему?
— Потому что мир полон негодяев. Это его собственные слова.
— Вот тут он прав, — согласился судья Фарнаби. — Это тот самый пистолет?
И он театральным жестом вытащил оружие из-за своего стула. С выпуклой рукояткой и прямым дулом. До сих пор я его не замечал. Вероятно, Фарнаби собирался потрясти меня, чтобы я признал свою вину.
— Я… я думаю, да, сэр, — сказал я. — Это снапхонц.
— Ага, с оружием вы знакомы неплохо, мистер Ревилл, — произнес судья.
В жизни не держал в руках, хотел ответить я, но было уже поздно. Теперь я понимал, что, пока мы сидели в камере, между судом и палаткой мертвеца прошло множество народа, и многие дали свидетельские показания, ни одно из которых не представило нас в лучшем свете.
— А что случилось с птицей? — спросил Фарнаби.
Неожиданный вопрос застал меня врасплох.