Проклятая шахта. Разгневанная гора
Шрифт:
Но в конце концов я выбрался на мелкое место и пошел по воле. У меня за спиной высилась темная громада скалы, у подножия которой кипела и бурлила вода. Я закричал, но мой голос потонул в реве волн, бьющихся о скалы.
Тут я нащупал у себя в кармане брюк фонарик – я совершенно не помнил, когда его туда засунул, вероятно, тогда, когда пытался выплыть из прохода. Нажав кнопку, обнаружил, что он работает. Ласковый дружеский лучик скользнул по бурлящей воде. В ту же секунду я услышал слабый крик. В некотором отдалении над волной показалась рука. Я подплыл к Кити. У нее была рана на голове, а из плеча текла кровь. Но когда я приблизился,
– Ну как ты? Держишься? Кити кивнула.
– Ты весь в крови, – сказала она.
– Ты тоже, – отозвался я, хлебнув воды от набежавшей волны.
Мы оба рассмеялись. Мы были живы. Как приятно было смеяться. Мы все хохотали и хохотали, пока волна не накрыла нас с головой. После этого мы больше не смеялись. Поднимался прилив, нас тащило в сторону Кениджек-Кастла. Я освободился от всей одежды, кроме штанов; Кити сняла юбку, и мы поплыли.
Прилив наступал быстро, а мы устали. Следовать за течением было невозможно – нас прибило бы к острым камням подножия мыса, поэтому мы поплыли в открытое море.
Кити плавала лучше, чем я, к тому же она не была такой усталой. Мы плыли рядом ровным средним темпом. И все время я оглядывался на буруны, кипящие у подножия скал. Они все надвигались, а отвратительно черные каменные зубы скалились, готовые нас растерзать.
Они надвигались на нас, становились все ближе и ближе. Но потом мы оказались в полосе затишья и поплыли с удвоенной силой. В какой-то момент я подумал, что мне не выдержать. Но в конце концов мы выбрались на спокойное место и поплыли вперед, подальше от страшного мыса. Кити, должно быть, понимала, насколько я устал, потому что обернулась ко мне и спросила: Дотянешь до. берега? Я знаю одно отлогое место под скалой.
– О'кей, – сказал я. продолжая плыть.
Это был самый длительный заплыв в моей жизни. Течение было уже не таким сильным, но нас все-таки несло к югу, вдоль берега, тогда как нам нужно было плыть прямо к Кениджек-Кастлу.
Наконец мы снова оказались в полосе прибоя. Но волны здесь были не такими сильными, и они несли нас в нужном направлении: На спаде волны я доставал ногами до дна и наконец, сделав очередной рывок, ухватился за камень. Я крепко держался за него, когда волна отступала. Следующей волной меня толкнуло вперед, и я почувствовал под ногами мелкие камешки. Еще через момент я уже стоял рядом с Кити на узкой отмели. Она тяжело дышала. Зубы у нее стучали. Рубашка прилипла к телу, обрисовывая линии ее сильной фигуры. Грудь поднималась и опускалась. Я взял ее за руку. Она улыбнулась, но ничего не сказала. Да и что говорить? Просто нам посчастливилось. Чертовски посчастливилось.
И вдруг я вспомнил о трех моих товарищах, которые застряли в клети подъемника. Я вскочил на ноги. Господи, как я устал!
– Пошли, – сказал я. – Ты здесь совсем замерзнешь. И нужно посмотреть, нельзя ли что-нибудь сделать с этой клетью.
Она кивнула и поднялась на ноги:
– Как ты думаешь, поднимется вола до клети или нет?
– Не знаю, – ответил я. – Зависит от уровня воды в Кам-Лакн. Много было дождей на этой неделе?
– Да, – сказала она. – Лило непрерывно. К тому же Кам-Лаки – громадная шахта, гораздо больше, чем Уил-Гарт.
– А из Уил-Гарт есть только один выход для воды?
– Да, только один.
– Тогда бежим, – сказал я. – Нужно торопиться. Вода поднимается быстро.
Мы двинулись по берегу, потом, перебравшись
Мы сразу же направились к подъемнику. Я распахнул дверь и заглянул вниз, в слегка наклонную шахту. Далеко внизу виднелось пятно света – там стояла клеть А из шахты доносилось пение. Мужские голоса пели «Добрый король Венцеслас». Какой странный выбор. Запевал Дэйв. Его красивый голос, звонкий, словно колокольчик, наполнял всю шахту. Я окликнул их сверху, но они продолжали петь. Я дождался, пока кончится куплет, и снова крикнул. Пение возобновилось, но потом внезапно смолкло. Я крикнул еще раз.
Мне ответил чей-то еле слышный голос.
– Чем вам можно помочь? – крикнул я им.
Мне ответили, однако разобрать слова было почти невозможно. Кажется, они сказали, что вода поднимается, но уверенности у меня не было. Я обернулся к Кити.
– Здесь есть веревки? – спросил я.
– Да, – ответила она. – В каптерке. Я пойлу принесу.
Я пошел вслед за ней. Там были разные инструменты. Я взял две пилы, топор, повесил на плечо большой моток веревки и побежал назад к шахте. Привязав инструменты к веревке, я пытался их опустить вниз, однако шахта шла не отвесно, а под углом, и инструменты то и дело задевали либо за выступы камня, либо за деревянную обшивку подъемника. Внизу начали кричать и колотить в деревянные стенки клети. Потом раздался пронзительный вопль. Это был ужасный звук. Он внезапно прекратился, и голос Дэйва запел «Иерусалим». Звуки этого прекрасного гимна поплыли вверх, сопровождаемые многочисленными раскатами эха, так что создавалось впечатление, будто поет не один человек, а целый хор, и не в шахте, а в соборе.
Этот звук тоже вскоре прекратился, и снова раздались крики; потом они перешли в вопль, а затем внезапно оборвались, словно кого-то задушили. Я посмотрел вниз и увидел, что светлое пятно померкло, а потом мгновенно исчезло, как будто бы погасили свечу. Я крикнул, но снизу, из черного провала шахты, уже никто не отозвался. Я немного постоял, а потом закрыл решетчатые ворота.
– Пойдем отсюда, – сказал я.
Кити кивнула. Она словно оцепенела от ужаса, слушая, как эти люди гибнут там, в шахте, захлебываются в поднимающейся воде. Я взял ее под руку, и мы вышли наружу, навстречу прохладному соленому ветру.
В доме было темно, когда мы его увидели, преодолев подъем. На фоне темной ночи он казался сгустком еще более черной тени. Я почувствовал, как напряглось все тело моей спутницы. Боже мой! Как она, должно быть, ненавидела это место! Крипплс-Из! Весьма подходящее название. Каким озлобленным циником был, должно быть, хозяин этого дома, когда шахтеры из Боталлека стали заходить к нему, чтобы выпить кружечку пива, и он открыл в своем доме паб.
Мы вышли на дорогу и направились к парадной двери. И вдруг я остановился. Дверь была широко открыта, и внутри, в темноте, двигалась какая-то фигура. Потом она исчезла. Мы перешли через дорогу и пошли мимо садика, посаженного заботливыми руками моей матери. В коридоре показался свет. Мы оба замерли на месте. Это был старик Менэк. В руках он держал лампу и, раскрыв рот, с ужасом смотрел через дверь в нашу сторону.