Проклятая субмарина
Шрифт:
20 апреля утро
Спал я плохо, точнее, после визита ко мне незваного гостя – не спал совсем. Не дождавшись рассвета, я стал стучать по переборкам и требовать, чтобы меня отвели к капитану Рихарду. Крики услышали быстро, еще быстрее чем ночью. Маховик открутили, и дверь отворилась. С ходу я чуть не получил в лоб, но Палач сказал: « Не надо, оставьте нас!» И сопровождающий его матрос удалился. Сегодня Рихард явился с тростью, только сейчас я заметил, что он хромает на правую ногу. Палочка была довольно роскошной вещью, скорее всего, редкий сорт индийского дерева. Такую диковинку я видел
Увидев мое восхищение, Рихард переспросил:
Нравится? Это подарок командования. В одном из морских сражений мне чудом удалось спасти ногу, я был сильно ранен и отправлен в госпиталь. Ходить нормально я уже никогда не смогу, поэтому мне и преподнесли такой вот нужный и хороший подарок на выписке, – закончил свои воспоминания Рихард. Затем он как будто переменился в настроении, присел на край койки и сказал:
Вы что–то хотели спросить?
По его суровому взгляду и тону голоса я сразу смекнул, что он настроен серьезно.
Да капитан, – молвил я угрюмо. – Ночью случилось нечто, о чем я должен вам непременно рассказать.
Ну что же, рассказывайте, Фрэнк. Надеюсь, это не детские бредни, о которых иногда болтает моя команда…
Как вам сказать, сэр, – начал я и вкратце изложил ему мои ночные приключения. Рихард не дал мне закончить рассказ, резко замахнулся тростью и я встретился лицом к лицу с улыбающейся черепушкой из золота. Мое сознание сотряхнулось, как китайский домик при землетрясении в девять баллов! Да что там говорить, я чуть челюсть не потерял от такого удара. Набалдашник был и вправду из самого драгоценного металла на земле.
ЗАТКНИСЬ АНГЛИЧАНИН! – вскричал командир и встал передо мной во весь свой рост. Лицо его покраснело, брови слились от гнева в одну единую галочку. – Ты несешь точно такой же бред как, и Педерсон! Какой к черту зеленый свет? Какие, мать его, приведения? Я лично расстреливаю за такие бредни на моем судне! Ты меня понял?! – проорал мне в ухо капитан.
Да, сэр, – прошептал я, выплевывая пару зубов и вытирая кровь, уже успевшую появиться из рассеченной губы.
И чтобы ни единой мысли не возникало у тебя об этом, Милс, иначе пойдешь на обед акулам! – пригрозил Палач и, опираясь на свою дурацкую трость, вышел из каюты. Череп как бы ехидно хихикал вслед мне, спрашивая:
Ну как, Фрэнки? Челюсть на месте?
Эти ужасные избиения начали мне надоедать, но больше всего настораживало то, что капитан не хотел воспринимать всерьез жалобы команды о призраках. Тем более, что мое мнение его никак не волновало.
В обед Оливер принес мне немного еды и спросил про то, что случилось со мной ночью. Когда я стал рассказывать ему про щекастого офицера, Оливер чуть не рухнул со стула: - Ты слово в слово описал беднягу Ганса, который не так давно застрелился у себя в каюте, когда мы патрулировали здешние воды. Это какой-то немыслимый бред. Я сам видел, как его выносили из каюты с отверстием в затылке! – с этими словами мой потерянный друг внезапно удалился, бормоча себе что-то по нос.
Жевать было невыносимо больно, мне все еще вспоминалась улыбающаяся черепушка,
…СУКИНЫ ДЕТИ! Вы хуже зверей!!! Я вас ненавижу, твари! Что я вам сделал? За что вы мне делаете так больно?! Я не могу сейчас писать…»
Здесь строки обрывались, и было видно, как буквы и слова смазались упавшими из глаз слезами автора. Еще пара листов было вырвано, но потом вшито грубыми нитками назад. Как-будто автор сомневался, стоит ли писать дальше…
«…Мы всплыли на поверхность. Дул сильный прохладный ветер, немного штормило. На борту всплывшей субмарины находился Рихард и часть команды, в том числе Штайн. На лице моего «друга» отражалась грусть с нотками безысходности. Меня это настораживало.
Мой милый английский друг, – лукаво вскрикнул капитан. – У меня для вас сюрприз! Я думаю, вам он непременно понравится! – не унимался гребаный Палач.
Сюрпризы бывают разными, – огрызнулся я. После дерзкого удара тростью я возненавидел Рихарда.
Мой сюрприз будет самым лучшим, можешь в этом не сомневаться! – не унимался капитан. – Он запомнится вам надолго!
Под тычками грозных автоматов я полностью выбрался из рубки субмарины. Ноги отнялись и подкосились от увиденного, я упал. Но сзади меня подхватил под руки немецкий матрос и приказал:
Двигай дальше!
Командир улыбался во весь свой рот и стучал тростью по поверхности лодки, череп, подражая Рихарду, также ехидно хихикал. Оливер опустил голову вниз. Перед всплывшей подлодкой дрейфовало французское судно: одна боевая пушка, пара пулеметов, - все без патронов. Трое моряков в форме и восемь женщин, некоторые из которых были с детьми, – все стояли с поднятыми вверх руками и испуганно смотрели на нас. Женщины прятали за спину детей, мужчины стояли молча. Скорей всего, небольшое судно французов направлялось к берегам Англии за помощью. Они отбились от конвоя, а теперь нашли самое страшное, что можно было встретить в водах океана – «UB–65». У меня возникло дежавю: сейчас они проделают с пленниками то же самое, что сделали с моей рыболовной командой!
Фрэнк! Кого ты убьешь первым? Или, может, мы заберем всех женщин на борт? Они нам сослужат отличную службу! – злорадствовал Рихард под похабный смех команды.
В этот момент один из французов выхватил пистолет и, не целясь, выстрелил в нашу сторону. Пуля с диким свистом срикошетила от подлодки буквально в паре дюймов от здоровой ноги капитана и ушла в воду.
Ах ты, сучонок! – завопил капитан и, забрав у своего подчиненного автомат, изрешетил стрелка. Он выпустил всю обойму. С неприятным чавканьем, все двадцать восемь патронов, вошли храбрецу в грудь, проделывая норы в теле все дальше и дальше, пока не прошили матроса насквозь. – Руку он на меня он поднял, щенок! – не унимался Рихард. – За дело, Милс! Твой подарок и так слишком затянулся! – прокричал он.