Проклятая субмарина

Гудков Евгений

Двое немцев подхватили меня под руки и потащили к крупнокалиберному пулемету, установленному у рубки. Я брыкался, как мог, но толку от этого было мало.

Милс! Не будь девчонкой, ты же храбрый англичанин! Покажи мне смелость и отвагу своего народа! Пристрели парочку лягушатников, – захлебываясь слюной, кричал чертов капитан.

Французы жалобно всхлипывали, их сердца, наверное, колотились, как у маленького воробья, застрявшего в когтистых лапах дворовой кошки.

Пулемет развернули в сторону французского корабля, доживающего свои последние минуты вместе со своей командой.

Милс, если ты не нажмешь на курок, мы тебя пересадим к это корыто и расстреляем вместе с ними! И тогда,

ты больше никогда не увидишь свою семью, о которой ты мне так тепло рассказывал, – издевался Палач. Ужас сковал мое сердце. Я не могу убить их!

ПРЕСВЯТАЯ БОГОРИДИЦА… МОЛЮ ВАС, НЕ ЗАСТАВЛЯЙТЕ МЕНЯ ДЕЛАТЬ ЭТО!!! –

вопил я отчаянно, так, как только мог. Мне засунули холодное дуло автомата в ухо и передернули затвор.

Милс, чертов засранец! Ты заставляешь меня нервничать! – взбесился капитан. В этот момент он напоминал мне пациента психбольницы.

Я вспомнил родной дом, жену и дочь. Руки тряслись и не слушались меня, ноги были ватными.

Мельком я взглянул на Оливера, он еще раз грустно кивнул головой.

Ну, чего ты тянешь, сосунок? – с этими словами этот сумасшедший подковылял ко мне и изо всех сил сжал мои руки своими на курке пулемета. Трость упала где-то рядом. Я закрыл глаза и закричал. Я не чувствовал слез, текущих по моим щекам, я не слышал звука падающих гильз. Я чувствовал только палец, давивший на курок. Капитан смеялся как умалишенный. Все перемешалось… Крики, всхлипы, пули, ошметки человеческих тел и древесины. Люди падали, как плюшевые игрушки с комода, – один за другим, послушно ложась рядом друг с другом. Когда я открыл, глаза Рихард уже отпустил мои руки. Пулемет перегрелся и дымился. Над остатками кораблями вздымалось облако крови, весь воздух казалось, был пропитан запахом смерти. Все были мертвы, в моих глазах до сих пор стоит картина – маленький брат и сестренка лежат, обнявшись, приподняв свои крохотные головы в небо. Стеклянные глаза открыты. Будто они вовсе не умерли, а просто лежат и любуются облаками. Меня вывернуло, я упал на колени и зарыдал.

Милс, ты тряпка, я ожидал от тебя большего, – бросил Рихард, проходя мимо и похлопывая меня по плечу. – Все равно мы классно повеселились, не так ли? – усмехнулся он. – Все на борт! Погружаемся!

Меня схватили под руки и потащили внутрь. А ЧТО БЫ СДЕЛАЛИ ВЫ? Что?! Задумайтесь, мать вашу, над этим! Меня ждет семья, маленькая пятилетняя дочурка и любимая жена! Они останутся сиротами, если я не вернусь! Что я еще должен был сделать, что?! »

Здесь запись обрывалась. Потом был небольшой рисунок двух женщин, точнее девочки женщины. Милс весьма неплохо в порыве эмоция набросал потрет своей семьи.

« Скорей всего сейчас 21 апреля, ночь

Я не ел сутки или больше – не было аппетита. Приходил Штайн с едой, пытался поговорить и хоть как–то оправдать случившееся, но я попросил его дать мне побыть одному. В глазах до сих пор стоял образ мертвых детей – брата и сестры, обнимавшихся, наверное в последний раз. Я все еще пишу, пока во мне есть силы. Ночь – такая штука, что порой помогает забыть горе. Вчера весь оставшийся день я пролежал, скорчившись на полу. Сегодня мне не легче, но разум вернулся в голову. Я себе этого никогда не прощу. Сара, Маргарет, папочка скоро уже будет дома…

« Не помню, как я заснул и сколько проспал. Глаза открылись сами, было далеко за полночь. У поганых немцев играла какая–то детская музыка на весь коридор. Подлодка была около двадцати метров в длину, и обладала прекрасной акустикой. Наверное, поэтому я и услышал веселые нотки идиотской песни. Броняха в мою каюту была наполовину приоткрыта. Что за…? – удивился я, -

обычно меня всегда запирали, закручивали колесо до упора и уходили. Я вышел через дверной проем, внимательно озираясь по сторонам. Ни души. Из кают–компании доносились звуки то ли телевизора, то ли радио. Тихонько ступая, я стал подкрадываться к источнику шума все ближе и ближе. Я был уже в метре от открытой двери, откуда доносился звук. Пара шагов, и я уже там. У меня не хватило смелости заглянуть туда. У меня хватило духу глянуть одним глазком на источник шума. Это был телевизор, по которому крутили детский мультик! ЧТО ЗА БРЕД? Я вспомнил откуда эта песня. Это был популярный мультфильм про крушение парохода «Лузитания». Его часто показывали по ящику, высмеивая и унижая немцев за то, что те потопили судно, шедшее с опущенным флагом без опознавательных знаков. Корабль был торпедирован немецкой подлодкой и затонул в течение восемнадцати минут недалеко от берегов Ирландии. Тогда погибло более тысячи человек, из присутствовавших на борту почти двух тысяч. Этот дерзкий поступок Германии не оставил равнодушным американцев, и вскоре они тоже вступили в войну.

Какого черта? Но кто будет смотреть телевизор так поздно, тем более мультик! Где вся команда? Набравшись смелости, я выглянул и опешил - в полумраке вся команда «UB–65», удобно рассевшись, смотрела мультфильм. Возле каждого члена экипажа стояла тарелка с каким–то неясным блюдом.

Эй! – выдавил я из себя. Все четырнадцать человек одновременно обернулись в мою сторону и, приставив указательный палец к губам, зашикали на меня!

Тсссс! Тихо, англичанин, не мешай нам смотреть! – прошептали хором они.

Я чуть не рухнул. При слабом свете телевизора мне удалось разглядеть глаза команды – ИХ НЕ БЫЛО!!! Пустые глазницы, словно птицы их только что выклевали! От страха и неожиданности подкосились ноги. Телевизор что-то щебетал, и мертвецы без глаз спокойно его «смотрели»… Вдруг позади меня показалось зеленое сияние…

Твою ж мать, - прошептал я, быстрее перебираясь с прохода на пару метров дальше.

Мимо меня проплыл по воздуху тот самый зеленый лейтенант, руки на груди были сложены крест-на-крест. Долетев до телевизора, он как бы уселся рядом со своими сослуживцами и затем, как и все, принялся смотреть телевизор.

Я молча дрожал от страха и не мог сдвинуться ни на метр. Затем, в противоположном углу кают- компании я заметил еще одного немецкого матроса: закрыв лицо руками, он тихо шептал что-то, а остальные спокойно смотрели спокойно телевизор. В центре койки грозно восседал Рихард.

Оли, это ты? – выдавил я в сторону скрючившегося матроса. Тот приподнял голову – это был действительно Оливер, но почему–то с глазами. В руках у него была ложка.

А теперь, команда, нас ждет знатный ужин, – протянул Палач хриплым голосом. Все одобрительно замычали и подвинули тарелки к себе. Как вы думаете, что было в этих долбанных тарелках? ИХ ГЛАЗА! Моряки взяли ложки и принялись есть деликатес, громко чавкая и мыча от удовольствия! Меня всего затрясло, ноги пошли ходуном в разные стороны, я вставал и снова падал.

Оливер! Ты с нами? – спросил капитан «UB–65», звучно причмокивая. Команда ела свои глаза с таким удовольствием, словно они наткнулись на поляну черники! Оливер взглянул на меня и поднес ложку к глазам… У меня перебило дыхание! Не делай этого, друг, давай валим отсюда, скорее!

Не поняв моих мыслей, друг с силой воткнул ложку себе в глазницу и совершенно молча вытащил глаз наружу. Затем второй. Оба глаза с неприятным звуком шмякнулись на пол и Оливер наощупь стал их искать, чтобы, видимо потом также съесть. Вся команда посмотрела на меня и затихла.