Проклятье Ифленской звезды
Шрифт:
Она едва заметно улыбнулась:
— Ну, это всё равно было что-то почти детское, со шнуровкой на спине. Без талии. С такими… — она снова показала пальцами какие-то воланы. — Что вы улыбаетесь? Мне переодеться? Я в этом наряде как будто какой-то другой человек. И я не уверена, что ко мне отнесутся серьёзно, если я буду в этом…
— Это лучше, чем тот мешок для брюквы, что на вас был раньше. Не переживайте — вы прекрасно выглядите.
И пробормотал, лишь надеясь, что она не услышит: «Даже слишком».
Темери склонила
— Нам уже пора ехать? Ведь встреча — в полночь.
— Да, за нами могут следить. Я должен быть уверен, что мы не приведём наблюдателей к «Каракатице».
Она снова о чём-то задумалась. А Шеддерик не к месту вспомнил:
— За обедом вы показались мне словно расстроенной. И потом всё время молчали.
Покачала головой:
— Нет, всё… всё почти нормально: это просто ифленский дом. Мне здесь не рады. Но я понимаю, что так будет ещё долго. Не знаю только, справлюсь ли я. Это тяжело.
Шедде не стал отвечать — врать не хотел, а честного ответа у него не было.
— Едем? Я распорядился, карета ждёт.
— Едем. Только возьму плащ.
От ворот Шеддерик обернулся. В доме горели окна. Кто-то, из-за расстояния не понять, кто, смотрел им вслед, отодвинув штору.
Рэта Темершана Итвена
Страх ушёл. Не совсем ушёл, не навсегда. Просто временно решил отойти в сторону. Вместе со страхом ушла и тревога… и так было до того момента, как захлопнулась дверца кареты, отрезав их с чеором та Хенвилом от остального мира.
В карете было темно. Она вспомнила, что уже ехала так — в темноте, навстречу неизвестности — правда, тогда чеор та Хенвил ехал снаружи.
Сегодня — забрался в карету, сел рядом. Сказал требовательно:
— Дайте руку. Не бойтесь!
Страха не было, и она нащупала пальцами кожу перчатки, скрывающей его левую руку. Пальцы как будто попали в ловушку — не высвободить. Но это длилось лишь мгновение, после которого её кисть снова оказалась на свободе.
Удивляясь себе, она не стала её отдергивать или убирать. Даже наоборот, сама едва заметно сжала его запястье — насколько смогла обхватить.
Так и сидела, замерев, в темноте, почти не дыша. Всё ждала, что благородный чеор сам что-то скажет. Например, одну из своих никогда не смешных шуток. Но он тоже молчал, и от этого на сердце было тяжело и почему-то спокойно.
И лишь когда пришла пора менять карету, помог ей спрыгнуть на землю и сказал:
— Не верьте никому. И мне не верьте. Особенно — мне.
— Хорошо, — улыбнулась она через силу. — Не буду. Но уж и вы тогда…
— Что?
— Не верьте.
— Темершана, я не шучу. Ваша жизнь в опасности, и эта опасность куда серьёзней, чем та, которая грозит мне или брату.
— Да, знаю. Я давно не жду ничего хорошего, благородный чеор.
Он долго не отвечал. Просто смотрел куда-то мимо её
Темери вздрогнула — жест никак не вязался с привычным образом благородного чеора — всегда спокойного, уверенного в том, что знает, как, когда и что надо делать.
Она начала привыкать и к его немногословной правоте, и к сдержанному холодному нраву. Сейчас он был как будто чуточку не он сам, а кто-то другой. Впрочем, не спрашивать же.
Вторая карета ждала за углом. Темери узнала перекрёсток — до «Каракатицы» было уже совсем недалеко.
Зал таверны был закрыт. Дверь им открыл сам Янур. Шепотом поздоровался и провёл к столу.
— Ждал вас позже, — покачал он головой. — Но если вы голодны…
— Всё нормально, дядя Янне. Надеюсь, всё в силе, и ваш знакомый придёт.
— Придёт, не сомневайтесь. Рэта Шанни, выглядите вы просто потрясающе! Я принесу сыра и моченых яблок.
— Не стоит беспокойства, шкипер Янур! Боюсь испачкать этакое великолепие…
— Чем же мне вас развлечь? До прихода гостей ещё час…
— Последними сплетнями, — ответил за неё Шеддерик, — о чём болтали днём в «Каракатице»? Рэту не поминали?
— Нет, не было. Больше всего разговоров было о том, что ифленцы начали реорганизовывать армию. Что вроде хотят создать мальканские военные отряды. Дескать, для усиления охраны городских стен.
— И что люди?
— Одни говорят, что это не к добру, и что к ним никто не пойдёт, потому что унизительно, вроде как, продаться к ифленцам на службу за мелкую монету. Другие, что вроде бы ничего худого в том не будет, если в Нижнем городе за порядком будут следить сами мальканы, и что это вроде даже хорошо. Многие молодые люди получат возможность заработать монетку, а заодно и подучиться военной сноровке…
Янур хитро улыбнулся:
— Правда, добавляют, что эта самая сноровка потом против ифленцев им и пригодится.
Ждать всегда тяжело. Темери отошла к окну, и некоторое время смотрела на площадь снаружи, чуть отодвинув штору — на тусклые полуночные окна, ясное небо, полное звёзд, старую часовую башню в квартале отсюда. На очертания давно сломанного фонтана.
Но приход новых гостей пропустила.
В дверь требовательно постучали. Янур, оборвав на середине очередной занимательный рассказ, поспешил отпереть.
В зал быстро, решительно, вошли трое.
Они не вертели головами — бывали здесь раньше. Лица их были скрыты платками, двое наготове держали двуствольные пистолеты, один чуть приотстал. Его лицо скрывала лишь широкая фетровая шляпа коанерского кроя — без пряжек и плюмажа, но с плетеным шнурком.