Проклятье Победителя
Шрифт:
— Это изменит наше собственное мнение о себе.
— Нет, Арин. Это изменит всеобщее мнение о тебе.
Он покачал головой.
— Она — моя, и я могу поступать с ней так, как считаю нужным.
Среди геранцев прошло неловкое шевеление. Сердце Кестрел екнуло. Она все время пыталась забыть, что это значило — принадлежать Арину. Он с твердостью притянул ее к себе, и ее сапоги со скрипом подошв протащились по плиткам. Взмахом ножа Арин разрезал путы на ее запястьях, и звук падения кожаных ремней на пол
Арин выпустил Кестрел.
— Пожалуйста, Сарсин. Отведи ее.
Его кузина с изумлением на него уставилась. В конце концов она кивнула, однако выражение ее лица ясно дало понять: она считала, что Арин увлекся чем-то, что приведет к разрушительным последствиям.
— Иди за мной, — сказала она Кестрел и пошла прочь из атриума.
Они не успели уйти далеко, когда Кестрел поняла, что Арин, должно быть, вернулся в приемную залу. Она услышала звуки того, как сдираемое со стен оружие падало на пол.
Резкий грохот отдавался эхом по всему дому.
***
Различные покои располагались вокруг центральной части апартаментов — спальной комнаты, затишного места, окрашенного серым светом приближавшегося утра, льющимся через окна. Покои обладали изяществом жемчуга: гладкостью и чистотой. Цвета были приглушены, однако из того, что когда-то давно говорил ей Арин, Кестрел знала: у каждого цвета есть свое значение. Несмотря на вычурную валорианскую мебель, это были апартаменты геранской аристократки.
Сарсин ничего не сказала, а лишь приподняла край фартука своего одеяния служанки. Она начала собирать в подол зеркала, колпачок для тушения свеч, тяжелую мраморную чернильницу… Предметы переполнили подол и грозили прорвать ткань.
— Принеси ведро, — сказала Кестрел, — или сундук.
Сарсин бросила на нее яростный взгляд, потому что обе знали: ей пришлось бы сделать именно это. В покоях было слишком много вещей, которые в умелых руках могли превратиться в оружие. Кестрел с отчаянием наблюдала, как они исчезают, но была рада, что выглядело все по крайней мере так, будто она отдала приказ и Сарсин подчинилась.
Сарсин подошла к наружной двери и позвала на помощь. Скоро геранцы начали выносить из комнат кочерги. Медный кувшин. Часы с заостренными часовой и минутной стрелками.
Кестрел смотрела, как это все покидает апартаменты. Очевидно, Сарсин видела в предметах быта столько же угроз, сколько Кестрел. Неважно. Кестрел всегда сможет отвинтить от одного из столов ножку.
Но для того, чтобы бежать, ей понадобится нечто большее, чем оружие. Покои располагались слишком высоко над землей, чтобы выпрыгнуть из окна. В остальную часть дома вела только одна комната и одна дверь — которая имела весьма внушительного вида замок.
Когда геранцы вышли и оставили Кестрел наедине
— Погоди.
Сарсин не опустила толстый ключ, который держала в руке.
— Я должна увидеть подругу, — сказала Кестрел.
— Дни твоих визитов в свет окончены.
— Арин пообещал. — В горле Кестрел встал комок. — Моя подруга больна. Арин сказал, что я смогу ее навестить.
— Мне он ничего об этом не говорил.
Сарсин закрыла за собой дверь, и Кестрел не стала умолять. Она не хотела доставлять геранке удовольствие и показывать, насколько ее ранил звук повернувшегося в замке ключа и вставшего на место засова.
***
— Что, по-твоему, ты делаешь, Арин?
Сонно потирая глаза, он поднял взгляд на Сарсин. Он заснул в кресле. Стояло утро.
— Я не мог заснуть в своих прежних комнатах. По крайней мере здесь, в покоях Этты…
— Я говорю не о твоем выборе спальной комнаты, хотя не могу не заметить, что она очень кстати располагается вблизи восточного крыла.
Арин вздрогнул. Полагалось, что есть только одна причина, по которой мужчина оставляет побежденную женщину своей пленницей.
— Это не то, чем кажется.
— Ах, да? Слишком много людей слышали, как ты назвал ее военной добычей.
— Это неправда.
Сарсин вскинула руки в воздух.
— Тогда почему ты это сказал?
— Потому что не мог придумать другого способа спасти ее!
Сарсин замерла. Затем она наклонилась над Арином и потрясла его за плечо, будто пробуждая от кошмара.
— Ты? Спасти валорианку?
Арин поймал ее руку.
— Пожалуйста, послушай.
— Я буду слушать, как только ты скажешь что-то, что я смогу понять.
— Я делал за тебя уроки, когда мы были детьми.
— И?
— Я сказал Анирэ заткнуться, когда она пошутила над твоим носом. Помнишь? Она толкнула меня на пол.
— Твоя сестра была слишком красива для своего же блага. Но все это было давным-давно. К чему ты клонишь?
Теперь Арин держал обе ее руки.
— У нас есть кое-что общее, но, возможно, это ненадолго. Валорианцы придут. Город будет осажден. — Он не мог подобрать слов. — Ради богов, просто послушай.
— О, Арин. Ты ничему не научился? Боги тебя не услышат. — Она вздохнула. — Но я — услышу.
Он рассказал ей о том дне, когда был продан Кестрел, и о каждом последовавшем. Он ничего не утаил.
К тому времени как Арин закончил, лицо Сарсин изменилось.
— Ты по-прежнему глуп, — сказала она, однако нежно.
— Да, — прошептал он.
— Что ты собираешься с ней делать?
Арин беспомощно откинул голову на резную спинку кресла отца.
— Я не знаю.
— Она требовала встречи с больной подругой. Сказала, ты дал ей обещание.
— Да, но я не могу его исполнить.