Проклятье Победителя
Шрифт:
— Почему?
— Кестрел ненавидит меня, но по-прежнему разговаривает. Как только она увидит Джесс… она больше никогда со мной не заговорит.
***
Кестрел сидела в солнечной комнате. Терраса была полна тепла, комнатных растений в горшках и их минерального, почти молочного запаха. Над горизонтом уже высоко поднялось солнце. Оно сожгло капли, оставшиеся на траве после ночного дождя, который потушил городские пожары. Из самого южного окна апартаментов Кестрел наблюдала, как пламя гасло.
Это была долгая ночь, долгое утро.
Ее взгляд упал на одно из растений. Геранцы называли его девичьим шипом. Оно было большим и с толстым стеблем и, должно быть, пережило войну. Его листья казались цветами, потому что их зелень в солнечном свете стала сверкающей краснотой.
Вопреки себе самой, Кестрел подумала о поцелуе Арина. О том, как его губы зажгли в ней огонь и превратили ее из простого листочка в пламя.
Кестрел открыла дверь террасы и вышла в расположенный на крыше сад, огражденный высокими стенами. Она вдохнула прохладный воздух. Все здесь было мертво. Веера коричневых листьев. Стебли, которые сломаются от первого прикосновения. На земле узорами в виде птичьих яиц были выложены серые, голубые и белые камни.
Кестрел провела руками по холодным стенам. На них не было никаких выступов или неровностей, ничего, что могло бы стать опорой для ее ступней или того, за что могли бы зацепиться пальцы рук. В дальней стене была дверь, но куда она ведет, Кестрел, вероятно, никогда не узнает. Дверь не открывалась.
Кестрел стояла в размышлениях. Она с силой закусывала губы. Затем вернулась в солнечную комнату и вынесла в сад девичий шип.
Она разбила горшок о камни.
***
Перевалило за полдень. Кестрел смотрела, как свет снаружи стал желтым. Пришла Сарсин и увидела осколки горшков в саду. Она собрала керамические черепки и прислала группу геранцев, которые обшарили апартаменты в поисках других.
Кестрел позаботилась о том, чтобы припрятать несколько неприятного вида осколков в тех местах, где они будут найдены. Но лучший — тот, который мог перерезать горло с легкостью ножа, — она вывесила за окно. Она привязала к нему полоску ткани и спустила его в густой плющ, который полз по стене купальни, а затем закрыла окно, зажав между рамой и подоконником другой конец веревки.
Осколок не был обнаружен, и Кестрел снова оставили в одиночестве.
В глазах у нее зудело, а кости превратились в свинец, но она отказывалась поддаться сну.
В конце концов она сделала то, чего боялась. Попыталась расплести волосы. Она дергала за косы и извергала проклятия, когда они запутывались в узлы. Боль не позволяла ей заснуть.
Как и стыд. Она вспомнила, как руки Арина погружались в ее волосы, как скользил его палец позади ее уха.
Вернулась Сарсин.
— Принеси мне ножницы, — сказала Кестрел.
— Ты знаешь, что я не стану этого делать.
— Потому что боишься, что я убью тебя ими?
Девушка не ответила. Кестрел подняла на нее взгляд. Молчание и то, как на лице Сарсин появилось
— Тогда обрежь их, — сказала Кестрел. Она бы обрезала волосы сама с помощью спрятанного среди плюща осколка, но это привело бы к вопросам.
— Ты — светская леди и еще можешь пожалеть, если острижешь волосы.
Кестрел ощутила волну усталости.
— Пожалуйста, — сказала она. — Я не в силах их терпеть.
***
Сон Арина был прерывистым, и, пробудившись, он не сразу понял, что спал в комнатах отца. Однако, несмотря ни на что, он был рад, что находится здесь. Возможно, это не место, а радость сбивала его с толку. Она была малознакомым чувством. Старым и как будто окостеневшим, словно суставы, которые было больно сгибать.
Он провел рукой по лицу и поднялся на ноги. Пора идти. Плут не станет выражать недовольство по поводу того, что Арин вернулся в свой дом, однако необходимо было составить планы.
Он спускался по лестнице западного крыла, когда увидел на нижнем этаже Сарсин. Она выходила из восточного крыла с корзинкой в руках. Арин остановился.
Казалось, будто ее корзинка полна пряденого золота.
Арин прыжками преодолел оставшиеся ступени. Он решительно подошел к своей кузине и сжал ее руку.
— Арин!
— Что ты сделала?
Сарсин вырвалась.
— То, что она хотела. Держи себя в руках!
Но Арин видел Кестрел такой, какой она была вечером перед балом. Как ее волосы лежали в его ладонях копной приглушенного света. Он вплетал в ее косы страсть, хотел, чтобы она почувствовала это, хоть и боялся. Он встретился с ней взглядом в зеркале и не мог понять, не мог прочитать ее чувств. Он ощущал лишь собственное пламя.
— Это просто волосы, — сказала Сарсин. — Они отрастут.
— Да, — ответил Арин. — Но не все можно вернуть.
***
День перешел в вечер. После Зимнего бала прошли уже почти сутки, а с того времени, как Кестрел спала, — еще дольше. Девушка не отрывала глаз от наружной двери своих покоев.
Арин открыл ее. Затем он отступил назад и втянул в себя воздух, будто Кестрел застала его врасплох. Его рука сжалась на дверной раме, и он уставился на девушку широко распахнутыми глазами. Однако он ничего не сказал насчет того, что на Кестрел все еще был ее черный дуэльный костюм. Он не упомянул о неровных волосах, которые теперь доставали лишь до плеч.
— Ты должна идти со мной, — сказал он.
— Чтобы увидеться с Джесс?
Его губы сжались.
— Нет.
— Ты говорил, что отведешь меня к ней. Очевидно, такой вещи, как геранская честь, не существует.
— Я отведу тебя к ней, как только смогу. Сейчас не получится.
— Когда?
— Кестрел, Плут здесь. Он хочет увидеть тебя.
Ее ладони сжались в кулаки.
Арин произнес:
— Я не могу ему отказать.
— Потому что ты — трус.
— Потому что, если я это сделаю, тебе же будет хуже.