Проклятье живой воды
Шрифт:
А может, с ним случилось что-то по дороге домой? Завернул не в тот переулок, заговорил не с тем человеком… Виктор, конечно, довольно высок для своих лет, крепок, строен и не сказать, чтобы очень силен, но ловок и проворен. Он сумеет заподозрить неладное и увернуться…
А если напали со спины? Если их двое или трое? Отвлекли внимание, навалились скопом и… Но где тогда Сэм? Неужели и его тоже…
И только Верна Чес так подумала, как в конце улицы заметила знакомый силуэт.
К тому времени уже стало так темно, что лишь материнское сердце подсказало ей, кто идет. Набросив
— Сэмми.
Сэм Петерс приостановился, слегка покачиваясь и хлопая глазами.
— К-кто здесь?
— Ваша соседка.
— Г-госпожа Чес? — Сэм сделал шаг и покачнулся. — Ох… голова… — с этими словами он оперся на стену дома в двух шагах от входной двери. — Ч-черт…
— Сэмми? — она подошла ближе. — Ты что, выпил?
— Н-ну да. — как всегда бывает с пьяными, юноша мгновенно перешел от уныния к негодованию. — А ч-что, нельзя? Им-мею право. У меня выходной. Мы отмети-ик. — ли…
Верна терпеть не могла пьяных, сторонилась их. Воспоминание о выходках мужа были до сих пор свежи в памяти. Больше всего на свете она боялась, что Виктор однажды пойдет по стопам отца. И сейчас, увидев нетвердо стоявшего на ногах Сэма, испугалась.
— А Виктор? Где он?
— Н-не знаю, — Сэм поискал вокруг с преувеличенной тщательностью. — Мы вместе были, а потом он — ик. — ушел. А м-мы остались…
— Куда ушел?
— Не знаю. Ушел. И я пойду. Ага, миссис Чес?
— Иди, — женщина посторонилась, наблюдая, как Сэм с трудом, по стеночке, добирается до входной двери, как стучит и вваливается в комнату, громогласно приветствуя домашних: «А в-вот и я. Дождались? А я это… отмечал. С друзьями…»
Она тихо пересекла улицу, вернулась в свой пустой дом, снова села у окна. Два чувства боролись в ней — тревога за Виктора и облегчение от того, что он не стал пить вместе с Сэмом и их приятелями. Хороший у нее сын. Непьющий, работящий, что редкость в рабочих кварталах, где каждый второй напивается раз в неделю, а остальные пьют даже чаще, порой каждый день.
Но где его носит? И у Сэма не спросишь — уже, небось, спит, оглашая пьяным храпом комнаты…Спит вся улица, она одна не смыкает глаз.
Несколько раз Верна порывалась выйти на улицу и бежать на поиски сына, может быть, даже обратиться в полицию. Но всякий раз ее что-то останавливало. Она металась по дому, то подходя к окну, то уходя от него. И, выглянув в очередной раз, заметила бредущую по улице тень.
Виктор?
Женщина мигом оказалась на крыльце, прижав руки к груди.
— Виктор?
Тень остановилась.
— Мама? Ты… не спишь? Почему?
— Виктор. — вскрикнула женщина, птицей слетела с крыльца и бросилась к сыну. Подбежала, прильнула, обхватив руками и вдыхая родной запах. — Сынок…
— Мам, ты чего? Случилось чего? — он неловко попытался ее обнять, но почему-то отстранился. — Мам, все в порядке?
— А ты как думаешь? Ночь на дворе, тебя все нет и нет… Даже Сэмми вернулся почти час тому назад. Где ты был? Что случилось?
— Да ничего такого не случилось… Мам, я деньги принес. Четыре шиллинга.
— Да при чем тут деньги, — отмахнулась Верна, потащив сына в дом. —
— Мам, — Виктор не сопротивлялся, позволяя матери ввести себя в дом и помочь скинуть куртку. — Да чего ты переволновалась? Я давно уже не маленький ребенок и могу за себя постоять.
— Ага, с такими деньгами. Прибьют тебя и не заметят, а что я одна делать буду?
— Так ведь не прибили же. Мам, умыться бы.
— Умывайся, а я пока на стол соберу. Ужинать будешь или сразу спать? Все холодное… и огонь погас… Ты подождешь немного?
Она засуетилась, дрожащими руками пытаясь зажечь погасшую в ее отсутствие лампу, но Виктор ощупью пробрался в комнату и уже плескался над рукомойником. Щека в том месте, где его огрела та девушка, горела огнем.
— Да мне все равно. Хоть холодное поем… Только немножко, а то я правда устал. Там столько всего приключилось…
— Где?
— Да так…Я сам не понял. Стреляли.
— О, господи, — Верна присела на стул. — В тебя? Кто? Зачем? Почему? Где это случилось?
— Возле Сырной Канавы. Я сам не понял, кто и зачем палил. Темно было. Но не в меня, точно. Просто пришлось немного…м-м… затаиться, чтобы не нашли. Вдруг чего-то подумают…Ты не обращай внимания. Все уже кончилось, — он постарался говорить как можно увереннее.
— Кончилось? — Верна покачала головой. — Ты уверен, Виктор? Ох, мальчик мой, признавайся, во что ты ввязался?
Ее покойный Джордж тоже вечно во что-то пытался ввязываться — после каждой выпивки. В пабах полным-полно подозрительных личностей, готовых предложить подвыпившему работяге сомнительную, но прибыльную и непыльную работенку — постоять немного на углу в темном переулке, глядя, чтобы мимо и мышь не проскочила, перетащить с места на место какие-то ящики, передать по известному адресу небольшой пакет, просто проследить во-он за тем типом в сером плаще, мол, я правительственный агент, а это иностранный шпион, к которому мне нельзя приближаться… И так далее. Джордж Чес вечно попадался на такие вот уловки. Иногда ему платили, но несколько раз приходилось иметь дело с полицией — настоящей полицией — и даже однажды удирать от береговой охраны. Это его и сгубило. Ныряя в воду обводного канала, чтобы спастись от преследования, Джордж Чес здорово простыл, да так от той простуды и не оправился. Именно она и сунула его, вялого и ослабшего, под маховик… Да еще и выпившего накануне — мол, глоточек джина поможет ему согреться и взбодриться.
То, что принесли Верне с работы его напуганные коллеги, навсегда врезалось в память женщины, и она теперь панически боялась, как бы с сыном не приключилась та же история.
Виктор устало улыбнулся, потер щеку, все еще горевшую огнем. Лизнул уголок губы языком. Черт, кислое…Он сплюнул горькую слюну, в полутьме не заметив, что она слегка окрасилась кровью из разбитой при пощечине губы.
— Да не волнуйся ты так, мама, — подошел, обнял. — Все будет хорошо. Я тебя не подведу.
Верна прижала голову сына к своей груди, вздохнула. Хотелось сказать так много, но слов не находилось.