Проклятие бракодела, или Ведьма для дракона

Семнадцать лет назад

Ариана всегда знала, что их дом пахнет магией.

Не обычной магией — той приторно-сладкой дымкой, что витала над лавками с зельями в Торговом квартале. Их дом пах жаром кузни и прохладой лунного света одновременно, ванилью маминых заклинаний и металлическим привкусом папиной драконьей природы.

Десятилетняя Ариана любила этот запах. Он означал безопасность, тепло, семью.

Сейчас он означал смерть.

—

Ариана! — мамин голос резанул по ушам, пронзительный от ужаса. — Беги в кладовку! Прячься и не выходи, что бы ни случилось!

Девочка замерла в дверях своей комнаты, зажав в руках любимую куклу-дракончика. Внизу что-то грохотало и трещало. Воздух вдруг стал густым, вязким, пропитанным такой яростью, что у Арианы заслезились глаза.

Это была не папина магия. Папа никогда не злился по-настоящему — только ворчал, когда Ариана случайно поджигала его газеты. А этот огонь... этот огонь ненавидел .

— Мама? — прошептала Ариана, но ответа не последовало.

Зато снизу донесся новый звук — рык. Низкий, звериный, полный боли. Папа превратился в дракона. Он делал это только в самых крайних случаях, когда мама была в опасности.

Беги в кладовку.

Ариана помчалась по коридору босыми ногами, прижимая дракончика к груди. Кладовка располагалась в самом дальнем углу дома, за толстыми каменными стенами, которые папа специально укрепил магией. "На случай, если твоя магия выйдет из-под контроля, малышка," — шутил он.

Она юркнула в узкое пространство между мешками с мукой и заморскими специями, зарылась поглубже и зажмурилась. Дракончик был тёплым — мама заколдовала его так, чтобы игрушка всегда хранила тепло маминых объятий.

А потом мир взорвался.

Звук был похож на треск гигантского костра, смешанный с воем ветра и... и папиным рыком, но уже не яростным, а мучительным. Пол под Арианой задрожал. Стены кладовки, толстые и надёжные, вдруг стали горячими.

— Нет, — прошептала она в мех дракончика. — Нет-нет-нет...

Сквозь грохот она услышала мамин голос — слабый, надломленный:

— Тайрон... моя любовь... прости меня...

А потом папин голос, уже человеческий, еле слышный:

— Моя звёздочка... не твоя вина... наша магия... слишком сильна вместе...

— Ариана... — мама звала её, но голос уже угасал. — Малышка... помни... огонь может разрушать... но он же... и соединяет сердца... не бойся пламени... бойся одиночества...

А потом наступила тишина. Страшная, оглушительная тишина, которая была громче любого крика.

Ариана сидела в кладовке, пока стены не остыли. Пока не перестало пахнуть дымом. Пока соседи-оборотни не выломали дверь и не нашли её — молчаливую, с остекленевшими глазами, сжимающую в руках обугленную игрушку.

От дома остался только фундамент и горстка пепла там, где когда-то стояла большая кровать маминой работы.

Пепла хватило ровно на две урны.

Сейчас

Ариана

Файрхарт проснулась, как всегда — с привкусом дыма во рту и болью в груди. За окном своей маленькой квартирки в Нейтральном городе она видела башню Гильдии Бракоделов, где работала уже пять лет.

Работала, соединяя сердца. Находила любовь для других.

И каждое утро заново обещала себе: никогда не влюбляться в драконов.

Даже в тех, кто приходил к ней за помощью с золотыми глазами, полными одиночества.

Особенно в таких.

Некоторые люди начинают утро с кофе. Другие — с пробежки или медитации. Ариана Файрхарт начинала своё утро с тушения пожара.

— Да ну же! — прошипела она, размахивая кухонным полотенцем над дымящейся кастрюлей. — Это всего лишь овсянка! Обычная, безобидная овсянка!

Овсянка, судя по всему, была с ней не согласна. Хлопья весело потрескивали, источая запах горелого зерна и разочарования. Снизу донеслось негодующее мяуканье соседской кошки — миссис Пушинка всегда знала, когда Ариана пыталась готовить, и выражала своё мнение по этому поводу весьма красноречиво.

— Извини, Пушинка! — крикнула Ариана в окно, выключая плиту. — В следующий раз буду есть сырую морковку!

Она вылила остатки завтрака в раковину, где овсянка зашипела, словно разъярённая змея. Даже вода не могла потушить её кулинарные катастрофы полностью — нужны были специальные заклинания. Ариана щёлкнула пальцами, произнеся короткое слово на древнем языке ведьм, и дым наконец рассеялся.

— Двадцать семь лет, — бормотала она, натягивая рабочее платье цвета спелой вишни. — Двадцать семь лет на этом свете, пять лет работы с огненной магией, и я до сих пор не могу сварить чёртову овсянку без пожарной команды.

Зеркало в прихожей отразило привычную картину: растрёпанные каштановые кудри с медными искрами (от волнения они всегда становились ярче), янтарные глаза с золотыми вкраплениями, и лёгкий румянец на щеках от утренних приключений на кухне. Ариана быстро заплела волосы в небрежный пучок, закрепив его заколкой в виде маленького дракончика — подарок от коллег на день рождения. Они считали это забавным. Она считала это издевательством.

Амулет-термометр тепло лежал на груди, сейчас показывая приятную зелёную температуру — спокойствие и лёгкое предвкушение. Этот артефакт был её профессиональным инструментом и проклятием одновременно: он безошибочно определял эмоциональную температуру окружающих, но имел неприятную привычку дымиться и неприятно жечь кожу от слишком сильных чувств. А один раз даже треснул пополам — пришлось тащить к ювелиру-магу для восстановления.

Схватив сумку и плащ, Ариана выскочила из квартиры, едва не столкнувшись с соседом-оборотнем. Марк Грейульф был милым парнем, если не считать его привычки выть по ночам и линять на ковре в холле.