Проклятие Деш-Тира

Вурц Дженни

— Мне бы надо кинуть его в ближайшую расщелину и поглядеть, как вы забегаете, вытаскивая его назад, — сердито заявил пророк.

— За чем же дело стало? Попробуй, — предложил бестелесный маг.

Дакар вспыхнул.

— Последний ийят способен лучше понимать шутки, чем ты.

— Хотелось бы надеяться, — ответил Харадмон.

Внизу крошечным пятнышком виднелся брошенный Дакаром цветок; он все еще падал. Через мгновение в воздухе возник зримый облик Харадмона.

— Иначе я бы славно пошутил, — сказал маг. — Я бы швырнул тебя вниз

и посмотрел, как далеко ты улетишь и сколько раз подскочишь на камнях.

— Что ж, давай шути, — вздохнув, тоном жертвы произнес Дакар. — Я переломаю себе кости и проваляюсь полгода, а то и целый год.

Харадмон поскреб окладистую бороду. Ветер ерошил его начинающие редеть волосы и уносился вверх — туда, где на склонах лежал снег. Зеленые глаза мага хитро вспыхнули.

— Ты считаешь, что Асандир недопустимым образом обходится с тобой?

— Не со мной, — резко возразил Дакар. — Я уже не раз повторял, что он недопустимо обошелся с принцем Лизаэром.

Опасаясь, как бы Харадмон не устроил какой-нибудь трюк, Дакар с кряхтением встал и, мученически закатив глаза, взвалил мешок на плечи.

— Ситэр бы побрал великие замыслы вашего Содружества. Попользовались хорошим человеком, а потом сломали его.

— Ах, — вздохнул Харадмон и растаял в воздухе. Дакар ощущал его присутствие в виде струи холодного ветра, дувшего в противоположном направлении с горным. Безумный Пророк продолжил карабкаться по тропе, более пригодной для горных коз, чем для людей, к тому же отягощенных грузным телом.

— Ты, конечно, со мной не согласен, — бросил он Харадмону.

Бестелесный маг удивил его своим ответом.

— Тебе, кажется, не раз приходилось видеть, как Асандир добывает оленей.

— Я вообще не видел, чтобы он охотился на каких-нибудь зверей.

Дакар наклонился, почувствовав камешек, попавший в сапог. Тропа сделала крутой поворот, который пришлось одолевать не спеша, буквально вдавливая ягодицы в спасительную скалу. При этом объемистый, натруженный пивом живот Дакара выдавался над пропастью.

— Асандир просто устраивается в кустах и ждет. Рано или поздно появляется олень, подходит и падает замертво.

— Это не совсем так, — сердито поправил его Харадмон. — Асандир дает понять оленю, что нуждается в мясе, и спрашивает. У оленя есть свобода выбора. Если же его судьба и потребности людей совпадают, он умирает. Но лишь в этом случае.

— Только не говори мне, что Лизаэр согласился добровольно,— возмутился Дакар.

Тропа опять сделала зигзаг. На каменистой, покрытой инеем почве росли только бурые и черные лишайники. Голос Харадмона донесся откуда-то спереди:

— Нет, твой драгоценный принц уступил обстоятельствам, но сделал это сообразно врожденным свойствам своего характера. Содружество не предлагало ему ничего такого, что шло бы вразрез с его собственной волей и намерениями.

Дальше тропа становилась настолько опасной,

что Дакару пришлось встать на четвереньки. Камешки, вылетавшие из-под него, подпрыгивали и падали вниз, на самое дно пропасти, где лежала Рокфальская долина.

— Ты не можешь этого утверждать... Сущности Деш-Тира... они же должны подчиняться Закону Всеобщего Равновесия, — сказал Дакар, обливаясь потом и хватая ртом воздух.

— Не будь в Лизаэре изъяна, никакая сущность не смогла бы в нем укорениться, — возразил Харадмон.

Лямки мешка больно врезались Дакару в плечи. Кожа на пятках была содрана в кровь. То, что творилось у пророка в душе, своей болезненностью очень напоминало содранные пятки.

— Но ведь Сетвир признавал, что Илессида подвело врожденное стремление к справедливости. Если бы Лизаэр не пытался добиться безупречной справедливости, сущностям было бы не за что в нем зацепиться.

— В таком случае у нашего Содружества есть богатая пища для размышлений, — с холодной невозмутимостью ответил Харадмон.

«Он просто увиливает», — в отчаянии подумал Дакар.

— Подавитесь вы вашей пищей! — закричал он, не задумываясь о последствиях. — Почему вы толкнули Лизаэра на все это, зная, что у него нет защиты?

Порывы холодного ветра, отражающие недовольство Харадмона, вдруг сменились зловещей тишиной. Даже природные ветры не осмеливались прорвать невидимый круг, очерченный им.

— А потому, — наконец соизволил ответить маг, — что даже Эт-создатель не стремился к непременному совершенству всех своих творений, когда создавал их из пустоты. Нам позволено делать ошибки, и за сию милость, мой друг, тебе следовало бы в знак благодарности ежедневно целовать землю.

Дакар сейчас был здорово похож на потревоженного медведя. Он сидел на корточках, чувствуя, как зад у него промок от инея и начал мерзнуть. Но желание продолжать спор не оставляло его. Увы, Харадмон лишил его такой возможности.

— Ты бы лучше поменьше думал о судьбе Лизаэра, а побольше о своей. Тебе, наверное, и невдомек, что скала, к которой ты привалился, — не самое удачное место для гневных обличений. Она шатается и при известных усилиях может загреметь вниз вместе с тобой.

Безумный Пророк грязно выругался. Отирая пот, застилавший глаза, он оторвался от скалы, прополз вперед и осторожно глянул вниз.

Их догонял Асандир. Он двигался легко и с таким изяществом, словно шел по равнине, а не по горной тропе, граничащей с отвесным склоном высотой почти в полторы тысячи футов. Седые волосы, серый плащ под цвет волос. На обеих руках были браслеты-талисманы, серебрившиеся вязью письмен. Казалось, он весь состоял из серебра.

— Куда это ты скрылся на все утро? — крикнул Дакар. — Я приготовил завтрак, а ты ушел и слова не сказал. Я так и не знал, чем мне заниматься.

Асандир остановился и поднял голову. Его губы не дрогнули. Посмотрев на Дакара, маг язвительно произнес: