Проклятие династии
Шрифт:
— О боги! — просиял принц. — А ведь это идея! Спасибо! С меня точно бутылка!
С этими словами он схватил принцессу в охапку и закружил по спальне.
— Мама! — закричала она, цепляясь за его плечи. — Поставьте меня на пол!
— Не бойся, не уроню! — Кейтор от полноты чувств слегка подбросил принцессу в воздух. — Слушай, давай на «ты»! А то что мы все как не родные?
— А вам не кажется, что вы слегка торопитесь?
— Верно! — Кейтор отпустил принцессу и шлепнул себя по лбу. — У меня же преступник уходит! Как я мог забыть? Тогда до вечера? Пока!
Он помахал девушке рукой и вприпрыжку выскочил из комнаты прямо навстречу фрейлинам,
— Ваша принцесса… то есть наша принцесса — это просто чудо! — закричал Кейтор, хватая двух девушек в охапку и поочередно целуя в щеки. — Такая девушка! Это что-то! Передайте ей, что я ее люблю!
И, помахав руками ошеломленным таким заявлением фрейлинам, Кейтор умчался прочь.
Он вышел из дверей и чуть-чуть постоял на крыльце, привыкая к яркому солнцу. Задание было предельно простым — весь дворец уже знал, что принц Кейтор ищет «заговорщиков». Оставалась самая малость — обеспечить юношу «материалом». Играть роль приманки ему не нравилось, но, если делла Гвельдис прикажет, он пойдет и на большее. И дело не только в том, что она — госпожа, а он — слуга. Она очень красиваягоспожа. Она — самая лучшая госпожа. И вообще — она это она. И этим все сказано!
Постояв еще немного, он направился через двор в сторону калитки в парке, повторяя ночной маршрут. Сложность заключалась в том, что у него была всего одна попытка — не станешь же, в самом деле, дефилировать туда-сюда, как шлюха на «точке»? Принц Кейтор должен заглотить наживку с первого раза, иначе придется придумывать другой способ.
Подождав, он плотнее запахнулся в плащ и направился через двор в сторону парка. Сейчас, белым днем, тут было оживленнее — прогуливались со своими кавалерами скучающие фрейлины (ее величество уехала куда-то в город и оставила большую часть двора маяться от скуки), изредка проходили туда-сюда слуги или придворные. Садовник, кативший куда-то свою тачку, снял колпак и поклонился важному господину. Посланник деллы Гвельдис вынужден был приостановиться и благосклонно кивнуть головой, показывая, что оценил усердие слуги. И тут же усмехнулся в отпущенные по столичной моде усы — он был точно таким же слугой, как этот садовник, разве что имел сомнительную честь носить рыцарские шпоры и меч. Впрочем, кто сказал, что честь очень уж сомнительна? Если бы не эти атрибуты рыцарства, заметила бы его делла Гвельдис, приблизила бы к себе, сделав из рядового рыцаря, только-только препоясанного мечом, начальником своей охраны? Герцог делль Ирни не вмешивался в дела жены — вернее, не переступал невидимой границы, которую она провела практически сразу после свадьбы, — и в этих пределах делла Гвельдис могла творить все что угодно. Плохо только, что ее чувства остались далеко за пределами этой черты и дальше простой благосклонности к усердному слуге дело не заходило. Высшей наградой было, целуя ее руку, задержать ее пальцы в своих чуть дольше того, что предписывают приличия.
Пройдя через весь двор и углубившись в парк, он улучил миг и обернулся, пользуясь тем, что ветки деревьев мешают преследователю рассмотреть его лицо. Так и есть! Ловушка захлопнулась. Яркий камзол принца Кейтора оказался неожиданно близко. Так близко, что посланец герцогини запаниковал. Если принц нагонит его слишком рано, он просто не успеет заманить его в нужное место. И тогда мало того, что придется все делать самому, так еще и в неподходящем месте!
Махнув рукой на осторожность,
Оседланный конь ждал снаружи. Крепостной слуга, державший повод, еле успел отскочить в сторону, когда рыцарь вскочил в седло и всадил шпоры в конские бока. Конь заржал и понесся галопом по улице, напугав прохожих.
За первым поворотом бег коня пришлось сдержать и перейти на рысь. Мало того, что в городе не стоит привлекать лишнего внимания бешеными скачками — нужно еще и не оторваться от принца Кейтора достаточно далеко, чтобы у того не пропало желание преследовать беглеца. Задача трудная.
Он стоял перед креслом, в котором скорчилась вдовствующая принцесса. Стоял, опустив голову, как провинившийся паж, но во взгляде не было раскаяния или смирения, приличествующего слуге.
— Прошу меня простить, сиятельная, но я не могу принять ваши деньги, — в который раз повторил он.
— Но почему? — старая женщина смотрела глазами больной собаки. — Это от чистого сердца! Принц, я всего лишь…
— Прошу прощения, сиятельная делла, но я не принц. Даральда Паннорского никогда не существовало. Всю жизнь был граф Дар делль Орш, и я предпочитаю оставаться таковым.
— Хорошо, граф, — вдовствующая принцесса испустила тяжкий вздох. — Хотя мне больно слышать такие слова от потомка древнего рода. Подумайте еще раз, от чего вы отказываетесь! Это великая честь — принадлежать к династии. Пусть даже и косвенно, как я или ваша супруга. А вы…
— А я выжил только потому, что по документам не имел к династии никакого отношения, — покачал головой Даральд. — Слишком много крови пролили мои родственники.
— И она осталась не отомщенной, — прошептала старая женщина. По ее морщинистой щеке потекла одинокая слезинка. Она давно уже выплакала слезы, оплакивая мужа и сына, казненных у нее на глазах. В чем состояла вина двенадцатилетнего мальчика? В том, что он оказался родным племянником узурпатора, панически боявшегося покушения и умершего через несколько лет от страха? Говорят, едва ли не впервые в истории короля хоронили в закрытом гробу и не выставили на всеобщее обозрение для прощания с народом — настолько сильно предсмертный ужас исказил черты его лица.
Даральд порывисто опустился на колени и взял ладони женщины в свои.
— Сиятельная делла, — промолвил дрогнувшим голосом, — у вас нет причин любить меня, потому что ваш муж изменял вам с моей матерью, но вы помогли мне в трудную минуту, и я обещаю, что ваш муж и сын будут перезахоронены и обретут достойный их звания посмертный покой.
Старая женщина наклонилась и коснулась губами его лба.
— Я не ошиблась в тебе, мальчик мой, — прошептала она. — Но все-таки жаль, что ты отказываешься… нет, пусть не от борьбы, но от мести! Тебя лишили родины, заставили скитаться и вести жизнь, недостойную принца крови. А едва ты вернулся на родину, схватили, обвинив в измене и преступлениях, которые ты не совершал, и едва не казнили. Ты мог бы потребовать счет хотя бы за это!
Даральд все еще преклонял голову, и герцогиня не увидела, как тонкая улыбка тронула его губы.
— О, не беспокойтесь, сиятельная, — промолвил он как бы про себя, — счет им будет предъявлен.
Их разговор прервало появление служанки. Женщина остановилась на пороге, не рискуя отвлечь внимание господ друг от друга, но слух вдовствующей принцессы обострился за годы вынужденного одиночества, и та подняла голову:
— В чем дело?
— Сиятельные господа, — служанка сделала реверанс, — какие будут приказания относительно ужина?