Проклятие для Обреченного
Шрифт:
— Может быть, - уклончиво отвечает Тьёрд. – Не знаю. Я еще надеюсь на твое благоразумие. И хочу верить, что беру в жены женщину, способную понять одну простую вещь: мое терпение не безгранично, а мои приказы исполняют целые армии. Беспрекословно.
Я поворачиваюсь к нему, стараясь не опускать взгляд на его похотливые действия, подхожу ближе и опускаюсь рядом на колени.
Он не мог найти более ясного намека, чтобы сказать: «Либо ты начинаешь возвращать мне мою милость, либо я избавлюсь от тебя быстрее, чем ты успеешь пожалеть о своей гордыне».
Сегодня
Сегодня Халларнский Потрошитель хочет, чтобы я подчинилась.
А мне нужно его разговорить.
Одно унижение стоит выигранной войны.
— Я никогда… - Говорить трудно, от стыда глаза наполняются слезами. – Не делала ничего подобного, господин.
— Тьёрд, - твердо поправляет он. – Пользуйся своим правом называть меня по имени, иначе я буду думать, что ты боишься поранить язык.
— Хорошо… Тьёрд.
Вся я словно трещу по швам, дрожу и цепенею одновременно, когда стальная рука тянется ко мне, чтобы сдернуть платье сперва я одного плеча, потом с другого. Я закрываю глаза, как будто это может помочь избавиться от стыда, но на этом монстр не останавливается: мгновение медлит, очерчивая край кожи над вырезом простой полотняной нижней сорочки, и тоже тянет ее вниз.
Я сижу перед ним на коленях, оголенная до пояса, в облаке теперь уже испорченной одежды, и есть лишь одна вещь, которая не дает мне угаснуть окончательно: по крайней мере, он не видит уродливый шрам у меня на животе.
Глава двадцать пятая: Тьёрд
Даже не сомневаюсь, если вскрыть голову любой лассийки, халиски или северянки, у всех будет кое-что общее: они уверены, что халларнца хлебом не корми, дай изнасиловать всех женщин – и мужчин! – на всех завоеванных землях. Что мы как будто живем лишь для того, чтобы каждый день завоевывать право безнаказанно и со всякими извращениями трахать ревущих, сопротивляющихся и покорных баб.
Эти примитивные люди даже не в состоянии осознать, что секс может приносить удовольствие просто так. И для этого халларнцу достаточно купить себе пару вышколенных наложниц, с молоком впитавших понимание – женщина так же получает удовольствие от мужчины, как и он от нее.
За всю свою жизнь я ни разу не брал женщину силой, хоть моя дикая кошка наверняка думает, что я делаю это каждый день.
Так развлекаются мои солдаты, но я не отец им, а лишь генерал, и вправе казнить и миловать лишь за воинские заслуги, а не за то, куда и как они выгуливают свой член и в кого спускают семя.
И, возможно, даже сейчас, уставший и желающий расслабиться – будь проклят Заклинатель с его резвой женой! – я был бы готов решить свою проблему самостоятельно, не заставляя северянку делать то, от чего она дрожит, словно осиновый лист.
Но она не заслужила моего снисхождения. Весь этот дьявольски поганый день она только то и делала, что воротила от меня нос и фыркала. А я слишком слаб, чтобы истязать себя терпением, которое она, очевидно, абсолютно не ценит.
Что
— Даже не думай об этом, - на всякий случай предупреждаю я.
Кел’исс усмирил тьму во мне, но я чувствую, что тварь еще слишком сильная и может снова взять надо мной верх. Лучше не подкармливать ее злостью.
— Мне… не хорошо, господин.
— А мне плевать на твое «нехорошо», - абсолютно от души признаюсь я.
Надеюсь, ей хватит сил не лить слезы и не пускать пузырями сопли, ведь то, как я собираюсь ей воспользоваться – мелочь и баловство в сравнении с тем, что будет потом.
Я приподнимаюсь на локтях, одной рукой сильно сжимаю ее грудь, а другой подтягиваю к себе, заставляю наклониться. Не самая удобная поза, чтобы научить мою дикую кошку ублажать меня ртом, но я просто не дойду до кровати: усталость и алкоголь сделали свое дело.
— Не надо… - слабо просит Дэми.
— Заткнись, - уже почти рычу я.
Только поэтому слишком сильно прикусываю ее вторую грудь: белую кожу прямо над соском, идеальную мгновение назад, а теперь с отпечатком моих зубов и глубокими вмятинами от клыков. Северянка вскрикивает, но, кажется, скорее от стыда, чем от боли.
Я чуть не сошел с ума, пока она с наслаждением протыкала меня иглой, так что теперь получу свое. В точности так, как хочу.
След на коже наполняется кровью, будит во мне то, что я уже и не знаю – мое ли, или часть той сущности, что сидит у меня под кожей. Я слизываю языком выступившие алые капли, и прежде чем Дэми снова открывает рот, обхватываю губами ее сосок, на этот раз нежно посасывая его и проводя языком по чувствительной плоти.
Она дрожит сильнее, до побелевших костяшек мнет в кулаках платье.
И чтобы не затягивать с играми, приходится буквально силой разжать ее ладонь и опустить ее ниже, себе на живот. Она одергивает пальцы, но я отрываюсь от ее груди и на всякий случай говорю прямо:
— Поблажек не будет, кошка. Я устал от твоего дурного нрава. Сделай все, что я хочу, и все закончится быстро. Или я сверну тебе шею.
Я готов это сделать.
Вероятно, даже с осознанием того, что это будет еще один из тех немногих поступков, о которых я буду жалеть, если и не всю жизнь, то довольно долго.
Она послушно обхватывает мой член ладонью где-то посередине.
— Сожми сильнее, - бормочу я, откидываясь на спину.
Северянка сглатывает и исполняет приказ.
— Сверху вниз, - подсказываю, что нужно делать. Если придется разжевывать все, я сдурею, пока дождусь расслабления.
Она делает это крайне нервно: как будто боится, что любое неосторожное движение приведет меня в ярость. Не такая уж это и неправда. Я до такой степени устал, что не хочу тратить драгоценные минуты ясного сознания на бестолковые разговоры.