Проклятие для Обреченного
Шрифт:
Дэми втягивает губы в рот, напрягаясь всем телом.
Она уже знает, что зря задала мне тот дурной вопрос.
И я все еще могу остановиться прямо сейчас, потому что впредь она будет держать рот на замке. Не ради меня, а чтобы не поддаться искушению всадить в монстра перед собой любой острый предмет, который успеет схватить до того, как я превращу ее в пепел. Ее тягу к жизни можно смаковать, как любимое вино: долго, растягивая удовольствие.
Но и для меня это уже не вопрос науки.
— На тот момент в моей армии не было другого лекаря, и я не мог позволить, чтобы
Дэми дергается.
— Ты – чудовище… господин, - уже с неприкрытой ненавистью говорит она.
— Скоро ему сделают новые, он вернется ко мне и больше никогда не будет трястись от вида, - погладываю на свою стальную руку, - пришитых конечностей. И абсолютно точно будет знать, что с ними делать. Он полюбит кровь и самые страшные раны, научится видеть в вывернутых кишках прекрасное… впрочем – нет. Ему будет просто плевать. И лишь тогда он станет настоящим мастером своего дела. А теперь, жена, сделай так, чтобы мне не пришлось подумать о той же мере для тебя. Поверь: железные руки не так приятны мужчине, когда двое оказываются в постели.
Она подбирается, медленно и степенно расправляет передник и решительно откидывает крышку окаймленного железом сундучка.
Глава двадцать первая
Я не знаю, что он такое.
Даже в самых страшных северных легендах, где сама смерть ходила по снегу и сдирала кожи со случайных путников, кажутся просто детским лепетом по сравнению с тем, что говорит и делает этот халларнец.
И как будто даже рад этому.
Или нарочно меня изводит?
Я бросаю в таз пригоршню толченых в порошок листьев и кореньев, размешиваю, пока вода не окрасится в темно-синий цвет, на всякий случай пробую ее локтем, как научила мать: горячо. То, что нужно.
Опускаю тряпицу, мысленно уговаривая себя больше не показывать страх.
Отжимаю лишнее и, наконец, снова опускаю взгляд на истерзанную грудь Тьёрда.
Под запекшейся кровью шевелится что-то непроницаемо черное, покрытое чешуей и каменными наростами. Прямо под рваной кожей, которая клочьями свисает вокруг раны, нечто словно вьет себе гнездо, то вдруг замирая, то сворачиваясь тугими кольцами. Пульсирует, выталкивая наружу новую порцию крови, шипит и щелкает.
Генерал медленно закатывает глаза, сдерживает стон. Кожа на острых скулах натянута, как на барабан, вены вздуваются, вдруг на мгновение тоже чернеют, заставляя его вцепиться здоровой рукой в подлокотник, пока стальная безжизненно свисает вдоль тела.
Что он хочет, чтобы я сделала?
— Дэми, дьявол тебя возьми, просто зашей меня.
Я делаю шаг вперед, чуть не проваливаясь в ужас внутри себя, потому что чернота в груди монстра вдруг оживает с новой силой и словно собирается выбраться наружу. Тьёрд до скрипа сжимает зубы, издает низкий глухой рык, в котором совсем нет ничего человеческого, и тварь внутри своего хозяина забирается обратно.
Я вытираю кровь с его кожи, обрабатываю края раны мазями, которые должны снять боль, и все это время он не издает ни звука. Просто полулежит
Потом берусь за иглу, выбираю место, чтобы было удобнее накладывать стежки, но в этот момент Тьёрд протягивает руку, нетерпеливо подзывая меня большим пальцем.
Подавляю желание бросить чудовище издохнуть в луже собственной крови, но он вдруг обхватывает меня за талию и силой усаживает к себе на колени.
Мы слишком рядом. Его близость обжигает даже сквозь плотную шерстяную ткань платья. Как будто меня клеймят самой ненавистью, щедро натирают смрадом битвы, догорающих костров, сизого утреннего тумана и мокрым вороновым крылом.
Словно деревянную куклу, Тьёрд придерживает мою спину своей стальной рукой. Я медлю, и он выражает раздражение, сгребая ткань в охапку, из-за чего ворот натягивается и впивается мне в горло.
И я снова, не зная и не понимая почему, вдруг успокаиваюсь.
Как будто от недостатка воздуха во мне умирает весь страх.
Загнутая игла легко входит в кожу. Как расторопная швея, медленно, чтобы не оборвать, протягиваю нить, соединяя концы плоти красивым ровным стежком.
Тьёрд сильнее сжимает платье.
Дышать все сложнее с каждым стежком. Я веду плечом, сбрасывая его случайное – или нет? – прикосновение губами.
— Не заставляй делать тебе больно, - тем же нечеловеческим голосом хрипит он. – Поверь – мне очень хочется.
Еще два стежка: превозмогая дрожь в пальцах, слезы и желание упасть перед ним на колени и молить позволить мне больше никогда к нему не прикасаться.
Стальные пальцы перебираются вверх, захватывают затылок.
Тьёрд медленно накручивает мои волосы на кулак. Кожа на голове болезненно натягивается.
Стежок.
Черная мерзость в его груди шипит и щелкает, как будто у нее есть рот и клыки.
Халларнец жадно, открытым ртом, вдыхает воздух возле моей шеи.
Стежок.
Его поцелуй на коже: влажное прикосновение языка, злой укус, жадный стон.
Дверь распахивается, и моя рука дергается от неожиданности, вспарывая кожу по косой.
Воин Тьёрда стоит в пороге - и ему как будто все равно, что его хозяин устроил кровавые игрища со своей будущей женой.
— Господин, Кел’исс прибыл.
— Проводи его, - говорит Тьёрд, на минуту морщась, когда я медленно вынимаю иглу, заканчивая свою работу. Хочу встать, но он держит меня еще крепче. – Сиди так. Мне нравится.
Я знаю, что ему нравится. Не вчера родилась и понимаю, что упирается мне в бедро совсем не пряжка от ножен его меча, поэтому, собравшись с духом, все-таки освобождаюсь, хоть напоследок халларнец намеренно сильно сжимает пальцы - и теперь на моей талии точно останется пара синяков. Бросаю иглу в заранее приготовленную плошку с раствором, в соседней миске смачиваю чистый отрез ткани и осторожно прохожусь по только что зашитой ране. Выглядит неплохо. Когда заживет, останется ровный росчерк шрама. Ничего лишнего на этой и так уже порядком иссеченной, немного суховатой, но мощной груди.