Проклятие Гавайев
Шрифт:
– Это я могу и в обслуживании номеров заказать, – сказал я, – что еще есть?
На сей раз пауза протянулась дольше. На заднем плане я слышал женщину, кричащую что-то о «сумасшедшем», который "отрубит нам головы".
– Ты уволена, – заорал он, – я устал от этого нытья. Не твоего ума дело, что у нас покупают. Вон отсюда! Нужно было уволить тебя еще раньше!
Послышались звуки потасовки и журчание злых голосов, после чего он вернулся.
– Думаю, у меня есть то, что вам нужно, – мягко произнес он, – заостренная
– Сколько она весит?
– Ну… э-э… да, конечно… не могли бы вы подождать минутку? У меня есть почтовые весы.
Еще больше шума на том конце, сильное дребезжание и, наконец, голос:
– Она очень тяжелая, сэр. Мои весы не выдерживают. – Он крякнул. – Да, сэр, эта штуковина тяжеленная. Предположу, что килограмма четыре с половиной. Ею машут как кузнечным молотом. Нет такого существа в природе, которое с ее помощью нельзя было бы прикончить.
– Сколько стоит?
– Полторы.
– Полторы? За палку?
Секунду ответа не было.
– Нет, сэр, – сказал он по истечении, – то, что я держу в руке – не палка. Это боевая самоанская булава, которой порядка трехсот лет. А еще это великолепнейшее оружие, – добавил он. – Я бы мог с ее помощью вашу дверь вынести.
– Не стоит. Пришлите мне эту штукенцию в номер немедленно, вместе с алоэ.
– Да, сэр. А как будете расплачиваться?
– Как угодно. Мы богаты до неприличия. Деньги для нас – мусор.
– Без проблем, – сказал он, – буду через пять минут.
Я повесил трубку и повернулся к Ральфу, который беззвучно корчился в очередном спазме на грязном резиновом полотнище.
– Все улажено, – заявил я, – считай, ты уже на ногах. Мой знакомый из магазина подарков уже поднимается с алоэ и убойной полинезийской булавой.
– О, Боже! – прокряхтел Ральф, – еще один!
– Ага. – Сказал я, накатывая себе новый стакан виски. – В его голосе было что-то не то. Вероятно, церемониться с ним не стоит.
Я отсутствующе улыбнулся и продолжил:
– Мы все равно примемся за твое добро, Ральф, рано или поздно. Так почему не сейчас?
– Какое добро? – вскрикнул он, – ты прекрасно знаешь, я не употребляю наркотики.
– Хорош, Ральф, я уже устал от твоего заплесневелого вранья. Где оно?
Прежде чем он успел что-либо ответить, в дверь постучали, и в комнату с воплями "Алоха! Алоха!" скакнул гигантский самоанец, размахивавший здоровенной черной берцовой костью.
– Добро пожаловать на острова, – проревел он, – меня зовут Морис. Вот ваше оружие.
То была устрашающая хрень, которая без затруднений разнесла бы вдребезги мраморный унитаз.
– А вот подарок, – улыбнулся Морис, извлекая увесистый бокс спелой марихуаны из кармана, – там такой еще навалом.
– Анна! – завизжал Ральф, – Анна! Вызови менеджера!
Я хлопнул Мориса по плечу и вывел в коридор.
– Мистер Стедман сегодня не в себе, – объяснил я, – он пошел понырять и повредил спину
Морис кивнул:
– Дайте знать, если понадобится помощь. У меня куча родственников в Гонолулу. Я знаю многих врачей.
– Я тоже. Я сам врач.
Мы пожали руки, и он вприпрыжку направился к лифту. Я вернулся в спальню и размельчил алоэ, игнорируя старческие причитания Ральфа. Его жена нервно смотрела, как я аккуратно накладываю на рану зеленую кашицу.
– С его спиной все порядке, – уведомил я ее, – только раздулась. Он подцепил какой-то яд с огненного коралла, но алоэ его вытянет.
После лечения алоэ Ральф отключился, но через двадцать минут бесновался вновь, и я убедил его съесть кулек корня валерианы, который его моментально успокоил. Спазмы стали легче, и он смог сесть на кровати и упереться в вечерние теленовости, чтобы расстроиться от сцены, в которой громила пинал куски туристской плоти по общественному пляжу рядом с Пирл Харбор. Глаза Ральфа потускнели, а лицо стало болезненно бледным. Капли слюны стекали с подбородка. Несмотря на замедленную речь, он просветлел, когда я сообщил ему, что через три часа за нами заедет лимузин, чтобы откантовать на вечеринку.
– Мы сможем завести знакомства, – сказал он, – я хочу заключить сделку с "Бадвайзером".
Я пропустил это мимо ушей. Это говорит корень валерианы, подумал я. Видимо, я многовато ему скормил.
Ральф опять распустил слюни, зрачки – в кучу. Он хотел-было свернуть сигарету, но рассыпал табак по всей постели, и мне пришлось отобрать у него машинку для скручивания.
По-моему, он даже не заметил.
– Дождь еще не прекратился? – пробормотал он, – я не выдержу этой мерзкой погоды, она меня убивает.
– Не беспокойся. Это всего лишь сраный шторм. Все, что от нас требуется – это пробыть здесь гонку. Потом скипнем в Кону и расслабимся. Там погода хорошая.
Ральф кивнул, пялясь сквозь ливень на красный гольф-кар, медленно ехавший по дорожке "Загородного клуба Уайлили".
– Кона? – спросил он, в конце концов, – я полагал, мы поедем на Гуам, к политикам.
– Что?
– Гуам.
– Мне набрал какой-то обсос из Орегона…
– Это Перри, – пояснил я, – из "Бега".
– Точно. Редактор. Он велел нам ехать на Гуам, чтобы взглянуть на долбанные выборы.
– Что?!
– В следующее воскресенье.
– Нет, Ральф, – сказал я, поразмыслив, – на этот день назначен Марафон в Гонолулу. То, ради чего мы здесь.
– Марафон?
Я пристально на него посмотрел. Рот не закрывался, а глаза превратились в красные щелки. Корень валерианы скоро отпустит, но, возможно, не так скоро, как хотелось бы. Между тем, совсем без стимуляторов Ральф может околеть.
Я протянул ему бутыль виски, которую он охотно ухватил обеими руками, тихо захныкав, поднеся ее к губам. Он сделал глоток, издал животный клич и заблевал всю кровать.