Проклятие Ирода Великого
Шрифт:
– С кем же мне в таком случае воевать?
– С гладиаторами.
Костобар так и не понял Ирода, но ослушаться приказа не посмел. Смутно представляя себе, каким образом ему удастся отделить гладиаторов от остальной массы восставших и подавить их, он отправился со своим легионом в Сирию.
На этом испытания, выпавшие на долю Ирода, не закончились. Его ожидало куда как большее потрясение, получившее далеко идущие последствие. И потрясение это подстерегло царя не за пределами Иудеи, а в его собственной семье. Случилось же вот что.
Спустя год после назначения Аристовула первосвященником Александра решила пышно отметить его восемнадцатилетие. Для этого она пригласила Ирода со всем его двором в Иерихон, где у нее был собственный дом, окруженный тенистым парком и живописными прудами. Был жаркий летний день. Солнце палила нещадно. Александра распорядилась накрыть столы в тени деревьев. Пока старшие пировали, молодые решили искупаться. Аристовул тоже полез в пруд. Здесь молодежь стала резвиться, окуная друг друга с головой в воду. Аристовул, несмотря на свою молодость, физически был сильнее каждого из купающихся в отдельности. На него-то и навалилась
Горе матери было неподдельным. Она сразу же обвинила в убийстве сына своего зятя. Ирод и сам был в отчаянии от произошедшего и в первые минуты не стал даже оправдываться перед тещей. Впоследствии это обернулось против него, поскольку все, включая его жену Мариамну, решили, что виновником внезапной смерти Аристовула стал именно он, якобы усмотревший в своем шурине, ставшим всеобщим любимцем, опасного соперника на царский престол [245] .
Ирод глубоко скорбел по поводу внезапной кончины шурина, с которым связывал надежду на осуществление многих из своих задуманных преобразований. Смерть Аристовула, казалось ему, разом перечеркнула все. Иродом овладела апатия и он стал даже подумывать о смерти. Единственное, что его еще удерживало на земле, это Мариамна, из-за гибели брата раньше времени освободившаяся от бремени и родившая дочь. На кого он оставит жену и детей и что станется с ними со всеми? Чтобы не дать себе окончательно пасть духом, Ирод вплотную занялся организацией похорон шурина. Обычно помогавшая ему во всем Саломия на этот раз оказалась в стороне – сестра, как и Мариамна, тоже родила дочь. Ироду одному пришлось заниматься всеми вопросами, связанными с похоронами. Он решил проводить шурина в последний путь не как первосвященника, а как солдата, мужественно оборонявшего в Масаде семью Ирода. Одежды первосвященника, пошитые специально для Аристовула, были переданы возвращенному на прежнюю должность Ананилу, а мертвый Аристовул облачен в доспехи. Не удовлетворившись этим, он приказал положить в гроб с телом юноши множество драгоценностей, да и самый гроб, сделанный из ливанского кедра, искусно украсить работами лучших ювелиров Иудеи. Лишь после этого гроб, обильно окуренный Ананилом бальзамом, был выставлен в Храме для прощания народа со своим воином, пробывшим в звании первосвященника всего один год.
245
Обвинение Ирода в гибели Аристовула получило широкое распространение уже в то делакое от нас время. А поскольку царь в первые минуты после смерти юноши сам был в шоке и не нашелся что возразить Александре, его молчание было расценено как признание в заранее продуманном и осуществленном по его приказу преступлении. Ни тогда, ни позже Ирод не стал отводить от себя эти обвинения в силу их очевидной абсурдности: Аристовул не только не претендовал на трон, но, скорее, укреплял позиции Ирода как царя Иудеи, поскольку, став первосвященником и главой синедриона, снял с Ирода всякую ответственность за соблюдение народом законов и вынесение приговоров, в том числе смертных. Тем не менее как современники Ирода, так и последующие историки приписали гибель Аристовула коварству Ирода и выстроили даже целую концепцию в обоснование возведенной на него напраслины, не выдерживающей, впрочем, критики. Так, Иосиф Флавий спустя почти полтора столетия после трагедии, случившейся в Иерихоне, писал: «Когда вскоре наступил праздник Кущей, празднующийся у нас с большой пышностью, он (Ирод. – В. М.) весело провел эти дни, предаваясь вместе со всем остальным народом удовольствиям. Впрочем, по этому поводу чувство зависти вскоре побудило его привести в исполнение задуманное намерение. Дело в том, что когда юный Аристовул, достигший тогда семнадцатилетнего возраста, в полном первосвященническом облачении приступил к алтарю, чтобы принести жертву и совершить все по установленному ритуалу, и при этом обнаружилась его необыкновенная красота и статность, явный признак его родовитого происхождения, собравшуюся толпу народную охватил нескрываемый экстаз, и все вспомнили о деяниях, совершенных его дедом Аристовулом (младшим братом Гиркана, объявившим себя царем, о чем у нас шла речь в первой части книги. – В. М.). Побежденная этим чувством толпа сейчас же обнаружила свое настроение, стала громко и бурно выражать свой восторг кликами и пожеланиями всякого благополучия, так что тут обнаружился весь восторг народа, притом в более высокой степени выражалась благодарность за прежде полученные благодеяния, чем то было позволено в присутствии настоящего царя. Вследствие всего этого Ирод решился привести в исполнение свой замысел относительно юноши. Когда однажды, по миновении праздника, Ирод обедал в Иерихоне, куда Александра пригласила его вместе с сыном, царь весело шутил с юношей, а затем увлек его в отдаленное место и здесь стал предаваться в его обществе различным играм и юношеским забавам. Но так как здесь стало слишком жарко, то они скоро утомились и вышли освежиться к тем большим прудам, которые находились на дворе и несколько освежали полуденный зной. Они сперва глядели, как купались служители и приближенные, а затем и Аристовул, по совету Ирода, полез в воду. Тут приятели, которым Ирод заранее отдал соответствующее распоряжение, стали как бы в шутку погружать Аристовула в воду и не раньше отпустили его,
Александра была убеждена, что гибель ее сына целиком и полностью лежит на совести Ирода и что следующей его жертвой станет она. Не надеясь больше на Клеопатру, которая – это не прошло мимо ее внимания – была влюблена в Ирода, она написала письмо Антонию, обвинив зятя во всех смертных грехах. «Несправедливо, – писала она, – что человек, получивший из твоих рук царскую власть без малейших на то оснований, использует эту власть для совершения преступлений против тех, кому эта власть принадлежит по самому своему рождению. Особая гнусность преступления Ирода состоит в том, – продолжала Александра, – что со смертью моего мальчика, не успевшего жениться и оставить после себя наследника, оборвался род Хасмонеев-Маккавеев, и за то я прошу тебя, великий Марк Антоний, покарать Ирода со всей строгостью во имя торжества справедливости».
Антоний не заставил Александру долго ждать с ответом. В Иерусалим прибыл с отрядом кавалеристов уже успевший осточертеть Ироду Афенион, который доставил два письма: одно от Клеопатры на имя Александры с выражением соболезнования по поводу постигшего ее горя, второе от Антония, адресованное Ироду. Антоний потребовал, чтобы тот незамедлительно явился в Александрию и лично отчитался во всех деталях гибели Аристовула. «Если окажется, – писал он, – что смерть первосвященника не роковая случайность, а преднамеренное убийство, совершенное по твоему приказу, то приготовься к суровому наказанию».
– Я арестован? – спросил Ирод евнуха.
– Пока нет, – ответил тот.
– Сколько времени мне дается на сборы?
– Ровно столько, сколько требуется моим людям для отдыха. Выезжаем завтра с восходом солнца.
Не зная за собой никакой вины за случившееся, Ирод отправился попрощаться с Мариамной. Та, однако, отказалась принять его. Тогда Ирод пошел к Иосифу, которого застал у Саломии. Еще на подступах к ее покоям Ирод услышал голос сестры: «Если бы не мой брат, я бы никогда не согласилась стать твоей женой. Теперь, когда я родила тебе дочь, не смей больше показываться мне на глаза, урод! Я тебя ненавижу!»
Ирод без стука распахнул дверь и, войдя в покои Саломии, попросил ее удалиться.
– Мне необходимо поговорить с твоим мужем, – сказал он.
– Он мне больше не муж! – выкрикнула Саломия.
– Оставь нас одних, – повторил Ирод.
Саломия, подхватив на руки дочь, выбежала из спальни.
Иосиф виновато смотрел на Ирода.
– Пустое, – сказал Ирод. – Не обращай на нее внимания. Мы, наследники Антипатра, все такие: сгоряча можем наговорить массу обидных слов, но быстро отходим. Главное, что ты любишь Саломию, а все остальное не имеет значения. – Помешкав, добавил: – Твоя, как, впрочем, и моя беда состоит в том, что ты любишь мою сестру так же пылко, как я люблю Мариамну.
Наступила долгая пауза, во время которой Ирод рассеянно оглядывал спальню Саломии, в которой никогда прежде не был. «Удивительно, – подумал он, – как много могут рассказать о человеке вещи, которые его окружают».
– Зачем я сюда пришел? – спросил Ирод, продолжая рассматривать комнату сестры, обставленную с той роскошью, которая призвана поразить воображение прежде всего посторонних, которым открыт сюда доступ. «У нее явно есть кто-то, кого она тайно принимает, – подумал он. – И этот кто-то не ее муж. В таком случае, кто?» Мысль, внезапно пришедшая на ум и столь же внезапно улетучившаяся, вернула Ирода к действительности. – Вспомнил, – сказал он, усаживаясь на постель сестры. – Я хочу попросить тебя об одной услуге.
– Слушаю тебя, – сказал Иосиф, продолжая оставаться на ногах, как если бы чувствовал себя в спальне Саломии гостем.
– Видишь ли… – Ирод трудно подбирал нужные слова. – Ты знаешь, как дорога мне Мариамна. Она для меня всё и даже сверх того. Она… – Ирод пощелкал пальцами. – Она для меня как солнце, как воздух, как вода… – Произнеся слово «вода», Ирод вспомнил о нелепой гибели Аристовула и поморщился от неуместности сравнения Мариамны с водой. – Я хочу сказать, что Мариамна для меня то же, что жизнь. Завтра я по требованию Антония отправляюсь в Александрию. Скорей всего, назад я больше не вернусь. То есть, я хочу сказать, не вернусь живым.
Брови Иосифа вскинулись, что не осталось незамеченным со стороны Ирода. Иосиф хотел что-то возразить, но Ирод жестом приказал ему молчать.
– Не перебивай меня, – сказал он и повторил: – Да, скорей всего, я не вернусь из Александрии живым. Но смерть не страшит меня. Меня страшит другое: что станется с Мариамной?
– И с Дорис, – осторожно вставил Иосиф.
Ирод нахмурился и грубо произнес:
– Мне наплевать на то, что станется с Дорис. Она меня не интересует. Пусть делает, что хочет: продолжает жить одна или выйдет за кого-нибудь замуж, а если не то и не другое, то лишится, наконец, хоть на время своего немереного аппетита… Нет, аппетита она, пожалуй, не лишится, – поправил себя Ирод. – Эта женщина годится только для одного: жевать, бесконечно жевать, без устали перемалывать любую пищу, какая только попадется ей на глаза… – Помолчав, он продолжил прежним тоном: – Даже мертвый, я не смирюсь с потерей Мариамны. Даже мертвый! – повторил он. – Я и после моей смерти не найду покоя, если буду знать, что Мариамна сойдется с кем-нибудь еще, кроме меня. Ни найду покоя до тех пор, пока Мариамна снова не станет моей на этом или другом свете. Сегодня она отказалась видеть меня. Это ее право. Но и у меня, пока я еще жив, тоже есть право. Право на ее целомудрие. Вот я и хочу попросить тебя, Иосиф: как только тебе станет известно, что меня больше нет в живых, убей Мариамну. Этим ты окажешь мне последнюю услугу: ты снова соединишь меня с моей женой. И когда она вслед за мной сойдет во гроб, я приду к ней и скажу: «Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!» [246] И моя прекрасная возлюбленная выйдет, и мы отправимся с нею к Предвечному, и Предвечный соединит наши руки и благословит на жизнь вечную…
246
Песн. II. 2:13.