Проклятие ледяной горы

Ауэр Илкка

Николас разразился смехом – таким, в котором звучала теперь уже совершенно иная радость, и это было радостью, какой он еще никогда в жизни не испытывал. Со слезами на глазах он веселился вместе со всеми за столом, и радостные речи наполняли комнату.

Шел пир. Сара, ее мать и сестры суетились вокруг гостей, легонько трепеща крылышками: подавали еду и питье, помогали малым детям, наполняли кубки и кувшины. Всем места не хватало, и братья принесли еще стульев.

Николас вытер слезы радости.

– Спасибо, – сказал он. – Спасибо вам за эти слова. Честно.

Хесси

вздрогнул от неожиданности, ведь слово «честность» было не для него, он искренне надеялся, что ему никогда не придется расписываться в таких чувствах. А еще он подумал, что честность – последнее, что нужно настоящему вору!

Подумав, он начал осторожно запихивать солонку в карман, но не тут-то было – мать Сары быстро шлепнула его по рукам.

– Вы эти свои причуды оставьте, нам они не по душе, господин еж, – сказала мать Сары и продолжила свои занятия, поглядывая на Хесси. А ему ничего не оставалось, как смириться и оставить солонку.

– Даже и не знаю, кого мне благодарить… за то, что ты попал к нам… может… – Хейкконен пытался подыскать нужные слова.

– Мы это знаем, – сказала мать Сары, легонько постучав мужа по спине. – Мы знаем… Николас не мог не оказаться у нас в нужный момент.

Сара же как воды в рот набрала: за все путешествие она ни разу не подошла к Николасу! А он никак не мог взять в толк почему. Ведь именно он спас девочку и всю ее семью, но Сара ни произнесла ни словечка благодарности! Даже когда они смотрели с летучего корабля, как возвращающиеся в свои дома люди зажигают повсюду свет в Похьеле и Калевале. И что же теперь? Сара то поглядывала на Николаса с грустью, то в ее глазах мелькал огонь.

– Чего-то не видать Вяйнямейнена, – сказал Николас, присаживаясь к столу. У него урчало в животе, и он никак не мог вспомнить, когда ел в последний раз.

В ответ Сара вспыхнула.

– Да ты никак по Аннукке соскучился? – спросила она колко, но так, что никто, кроме Николаса, этого не услышал.

Николас вздрогнул: Аннукка все же хоть как-то поблагодарила его.

Вздрогнул, но промолчал. Ему хотелось заглушить это странное теплое чувство, которое охватывало его всякий раз, когда он смотрел на Сару или слышал имя Аннукки.

– Он в нижней деревне, – ответил Хейкконен. – Успеешь ты еще шамана повидать. А сначала поел бы досыта.

Вечером повсюду зазвучала музыка, и настало время Николасу принимать благодарности радостных жителей деревни: они жали ему руки, несли подарки и дарили венки. Николас стал для них героем, спасшим их деревню, избавившим их от рабства и вечного страха. Матери подносили ему своих младенцев, отцы тащили ему целыми кувшинами пиво и квас. Полными корзинами перед Николасом и Хесси ставили пироги и прочие яства.

Было уже поздно, когда Сара наконец подошла к Николасу, осторожно взяла его за руку и повела к огромной ели, растущей посреди деревни. Жители были заняты тем, что развешивали на ней светильники и соломенные украшения. Веселящиеся Хесси и Кривша остались с танцующими.

– В это время мы обычно празднуем середину зимы, –

сказала Сара больше себе, чем Николасу, – но теперь у нас есть повод отпраздновать по полной.

– Кажется, ваши еще не забыли того, что с ними случилось, – шепнул Николас.

– Им уже легче, но страх они еще будут долго помнить. И они знают, что ты – их спаситель, – ответила Сара сдержанно.

Опять Николасу стало тяжко на сердце. Он вздохнул и тут заметил среди возящихся под елью детей одного оборванного и прегрязнущего мальчишку, который не выглядел таким же счастливым, как остальные. И тогда Николас присел к нему и начал рыться в своих карманах.

Там нашлась маленькая игрушечная собачка. Он протянул ее и сказал:

– На, возьми-ка вот это.

В глазах мальчишки вспыхнула радость, а Николас вспомнил, как в мастерской гномов сначала поглаживал шкурку игрушки, а потом незаметно припрятал ее себе в карман. Ну а когда игрушечная собачонка начала прыгать и тявкать, как настоящая, мальчишка подскочил от радости и принялся играть, забыв обо всем вокруг. Николас поднялся и отошел в сторону. Он наблюдал за радостью детей, как будто глухой, который впервые слышит песнь эльфов. А потом было краткое мгновение, когда окруженные тишиной Николас и Сара стояли друг рядом с другом, восхищаясь устремленной прямо к звездному небу елью.

– Она красива, но…

Тут Николас посмотрел на Сару.

– У меня есть еще одно дело, – сказал он, посерьезнев. – Моя награда.

В ответ Сара не смогла и слова вымолвить, лишь посмотрела на Николаса в потрясении. Она прищурилась, и по ее щекам начал разливаться румянец досады.

– Помнится, ты что-то говорила о драгоценных камнях и даже о бриллиантах. И если мне не изменяет память, заикнулась о золоте, – сказал Николас, пытаясь придать голосу жадность, а лицу – равнодушный вид.

– Ах ты…

– А еще о рубинах, – добавил он, солнечно улыбнувшись.

– Какой же ты! – воскликнула Сара, поняв, что Николас издевается, и на ее губах заиграла улыбка. Девочка попыталась было погладить Николаса по щеке, но тут рядом раздалось покашливание Вяйнямейнена.

– Ах вот ты где!

Николас обернулся: к ним направлялись Вяйнямейнен с Аннуккой. Та уже привела себя в порядок – причесалась и заплела длинную косу. Ее лицо было неописуемо прекрасно, а в глазах сияло очарование дикости – Аннукка и вправду была дочерью шамана, но несла себя как воин. Это было сразу видно.

Аннукка и Николас замерли, рассматривая друг друга, Сара же фыркнула и с вызовом уперлась руками в бока. Тут подошедший Вяйнямейнен заключил Николаса по-медвежьи в свои объятия и крепко обнял.

– Вот, это тебе, – выдавил из себя наконец Вяйнямейнен и протянул длинный берестяной свиток.

Николас удивился, но взял.

– Что это?

– Открой и посмотри, – ответил Вяйнямейнен. – Наверное, ты должен был получить это раньше, но лучше поздно, чем никогда.

Николас развернул сверток, оттуда показались ножны с вложенным в них клинком. Но когда он взялся за изящную рукоять, рука Вяйнямейнена легла сверху.