Проклятие ледяной горы
Шрифт:
Она зашипела, затем сжала руки в кулаки и наклонилась к Николасу.
– Ты хоть можешь себе представить, что такое знать, что сын, которого ты видел только что рожденным, ненавидит тебя – свою мать, считая ее самым жестоким существом в мире? Самым мерзопакостным отродьем, лишившим мальчика его собственных родителей! Но я не сдалась! Я заставила Вяйнямейнена вернуть мне моего ребенка.
Николас помотал головой, как во сне. Он не мог отвести взгляда от таинственных глаз Калматар, а манящий запах женщины опутал его подобно паутине.
– И тогда Вяйнямейнен пообещал вернуть мне моего ребенка. Он должен был принести моего
Тут же в ледяной стене открылась дверь, послышался звон, и внутрь вошел Вирная, ведущий за собой закованную в кандалы женщину. Он толкнул ее к Николасу, схватил ее за волосы и повернул грязное лицо пленницы к нему.
Это была Аннукка, но Николасу она была совершенно незнакома. А вот фигуры у нее на руках и черты лица напомнили ему о Вяйнямейнене.
– Поглядите-ка на Аннукку, нежную дочь Вяйнямейнена, – презрительно рассмеялась Калматар, перешагивая через лежащую на льду женщину. – Вот тебе и дева-воин! – злобно просипела она и притянула Николаса к себе в объятия. – Поверь мне, Вяйнямейнен предал тебя ради того, чтобы вернуть себе дочь, он пообещал привести тебя сюда. Что он и сделал. Разве ты не видишь в моих глазах всей правды? – спросила Калматар, пристально глядя на Николаса, и вновь крепко обняла его. Калматар прижала безвольную голову Николаса к себе. – Золотце мое, ты мне нужен, нужен, чтобы заботиться о моих владениях, о рабах, которые трудятся в поте лица в пещерах. Мне нужен защитник, понимаешь? Потому что многие против меня. – Губы Калматар шевельнулись у уха Николаса, и ее грудь колыхнулась. – Посмотри вокруг! Здесь все наше – твое и мое!
И тут в одно мгновение зала приобрела прежний вид, и даже как будто стало светлее. Послышался хруст: ледяные столбы украсились кружевными узорами. Рядом с троном Калматар словно из ниоткуда поднялся другой – не менее нарядный, а над ним – ледяная корона.
– Каждый уголок моего царства принадлежит нам обоим, и я желаю, чтобы ты обогатил его пуще прежнего. Вскормишь его, но всего более…
Калматар прижалась к Николасу, словно к своему возлюбленному.
– Всего более я желала бы, чтобы ты защищал меня. Дал бы мне опору и…
Калматар подняла покорный кошачий взгляд на Николаса и медленно облизнула кончиком языка влажные губы.
– Я желала бы, чтобы ты дал мне то, что мне больше всего нужно, – произнесла она, мурлыкая. – Ведь я же твоя настоящая мать.
Глава 40
Исходившее от Калматар очарование пленило Николаса в одно мгновение: гнев сошел с его лица, юноша прижался к Калматар и зарылся в ее меховой накидке. Он почувствовал ледяное дыхание ее плоти, и его сердце пронзила боль, а внутри его, несмотря на все слова Калматар, зародилось сомнение. Она не могла быть его настоящей матерью, ничто из сказанного ею, за исключением предательства Вяйнямейнена, не могло быть правдой. Где-то глубоко внутри себя Николас знал, что она не его мать, – он чувствовал это. В ней не было ничего родного или знакомого, вообще ничего, один сплошной холод и ни капли того, что могла бы дать родная мать.
Николас вырвался из объятий Калматар и оттолкнул ее подальше.
– Ты лжешь! – прокричал Николас. – Думаешь, я не признал бы своей матери?
– Пусть так, – рассмеялась Калматар равнодушно и тут же перестала источать нежность и тепло, которыми только что окутывала Николаса. – Мне без разницы, сильный ты или нет. Прими правду, ты же большой мальчик! Или не принимай, мне все равно, – продолжила Калматар, отступая от Николаса. – Но ты здесь, и ты тоже, Аннукка, дочь Вяйнямейнена, – сказала она, пнув скрючившуюся женщину в бок. – Твой отец сделал то, что обещал, и привел ко мне мальчишку, но я не буду делать того, что обещала. Да и зачем? Ты никогда не выйдешь на свободу. А ты, Николас, дашь мне то, что я желаю, даже если мне придется взять это насильно.
– Ну и что же тебе нужно? – прокричал взбешенный Николас.
Калматар вздохнула и начала хихикать, будто маленькая проказливая девчонка.
– Мне нужна твоя бессмертная душа, – сказала Калматар спокойно, и улыбка исчезла с ее лица. Калматар сорвала маску и бросила ее на землю, открыв свое настоящее лицо – удивительно красивое, но безгранично печальное.
Взгляд Николаса скользнул по лицу Калматар и остановился на маске, которая, упав на землю, стала пепельно-серой. Тут же от нее начала паутиной расползаться по всему полу темнота, впитываясь в стены и колонны, и куда бы темнота ни достигала, все становилось ужасающим.
Еще мгновение назад сверкавшая роскошью зала стала уродливой, грязной и осклизлой грудой развалин. И куда ни смотрел Николас, везде виднелись только убранные железными решетками углубления, украшенные головами чудовищ с жутким оскалом. Это были входы в бездонные пещеры, откуда доносились звон кандалов, мучительные выкрики и плач.
Темнота ползла наверх, к крыше, обрушивая лед с сосулек и обнажая длинные ржавые цепи под ними: на одних висели скелеты, на других – клетки или останки каменных фигур.
Ржавая труха сыпалась на пол, похожая на огромные кровавые снежинки.
– Хочешь ли ты, бессмертный мальчишка, увидеть, какая я на самом деле? – закричала Калматар, хохоча, как безумная. – Тогда смотри! – сказала она. Ее белоснежная накидка стала двигаться, будто живое существо. Она вздыбилась, надулась и разлетелась тысячеголовой стаей воронья вымазанного сажей и грязью. Огромные вороны со стальными клювами бросились на Николаса. Они пронеслись подобно буре по зале, уже ставшей черной как смоль, ослепили его, начали клевать и рвать длинными кривыми когтями.
Николас пытался сопротивляться кровожадным воронам, но это было невозможно. Он не мог уворачиваться от острых клювов, яростных ударов крыльев и царапающих когтей. Вскоре лицо и руки Николаса были покрыты глубокими кровящими царапинами. Он начал отступать, стараясь не упасть, но быстро почувствовал, что не в силах противостоять. Он рухнул на одно колено. Но тут раздался грохот, словно раскололись небеса, и птицы исчезли, а откуда-то сверху посыпались черные перья и пух.
Калматар приняла новый облик: прямо перед Николасом стояла изумительной красоты женщина с удивительно белой кожей, одетая в прекрасный кроваво-красный плащ, – и без маски. Женщина источала улыбку, а ее глаза светились, словно драгоценный янтарь.