Проклятие Пифоса
Шрифт:
Иерун пришел на свое первое собрание наутро после ночи, проведенной под защитой «Лектицио Дивинитатус». Танаура проводила групповую молитву в углу столовой, выкроив несколько мгновений для общения со своей паствой перед тем, как слуги погрузятся в назначенную им работу. Каншель нерешительно приблизился к собранию. Он не знал, должен ли он соблюдать какие-то особые ритуалы и заметили ли вообще верующие его присутствие.
Переживал он напрасно.
— Иерун, — поприветствовала его Танаура, когда слуга подошел поближе. — Присоединяйся.
Круг расступился, а затем
Танаура снова начала молитву.
— Отец Человечества, мы просим тебя о защите.
— Император защищает, — отозвались прихожане, и Каншель в их числе.
— Направь нас к свету в эту тяжкую годину.
— Император защищает.
— В час отчаяния говорим мы, что тьма накроет нас, и свет наш обернется ночью.
— Но даже тьма — не тьма рядом с Тобою, — раздался ответ.
— И ночь светла, словно день, — закончила Танаура.
Теперь улыбки стали куда увереннее. Каншель почувствовал прилив сил. Он осознал ту благородную истину об этих собраниях, от которой прежде отмахивался. В единстве крылась истинная сила. Она даровала ему успокоение днем, потому что он знал, что не одинок.
Никто из них не был одинок. Они были друг у друга, и с ними был Император. Той ночью ужасов меньше не стало, но у него самого прибавилось сил. Он встретил свет с большей решимостью, и хотя внутри у него все трепетало, и он по-прежнему свернулся в тугой клубок, парализованный страхом, у него нашлись силы вынести это испытание. Его питала надежда. И следующим утром, с новыми молитвами в слегка расширившемся кругу, Иерун впитал новую силу, что раздувала пламя из тлеющей искорки надежды.
Лишь это поддерживало слугу бесконечными ночами, пожинавшими все новые и новые жертвы.
Днем он продолжал трудиться в поселении. Слуги легиона и колонисты вместе работали на строительстве и раскопках. Частокол закончили, и теперь у центра плато началось возведение юрт. Путешественники наконец обрели крышу над головой, только вот они сами, похоже, едва ли придавали этому значение. Иначе как объяснить, что жилищем для себя люди занялись в последнюю очередь, только после завершения лож? Залы для собраний теперь стояли на каждом холме, отмечавшем погребенные в земле сооружения.
Продолжались раскопки в четырех глубоких котлованах у основания холмов. Верхние части диковинных построек уже показались на свет. Железные Руки спускались вглубь еще три раза. Они ничего не нашли, но и нападений больше не происходило. Аттика это не устраивало. Враг все еще где-то прятался, и капитан намеревался найти его. Все подземные туннели, ведущие к центру плато, были завалены булыжниками, и Аттик потребовал их расчистить.
Колонисты с энтузиазмом восприняли приказ. Сотни вызывались добровольцами — намного больше, чем требовалось. Каншель обрадовался. Он знал, насколько чудовищный враг
Иерун сомневался, что его удастся поймать под землей, но достаточно наслышался рассказов об огромных залах, искривленных колоннах и сиянии цвета гнилой крови. Руины были обителью ужасов, а он и так натерпелся достаточно кошмаров, чтобы лезть прямо в лапы новых.
На третий день после обнаружения развалин Каншель помогал возводить очередную юрту, когда услышал крики. Они прилетели с северо-запада, где в частоколе были проделаны ворота. Строительная бригада наполовину состояла из колонистов, и те побросали округлые деревянные жерди и кинулись к воротам. Иерун и его товарищи-слуги последовали за ними. Крики доносились с другой стороны стены. Вскоре их заглушило рычание рептилий, а спустя несколько мгновений визги превратились в более слабые мучительные стоны, которые вскоре тоже стихли. Рык зазвучал глухо.
«Набили себе пасти, твари», — в ужасе подумал Каншель.
Сначала раздавались только звуки рвущейся плоти и разгрызаемых костей. А затем вдруг громыхнула короткая очередь — глубокое стакатто болтера, которое ни с чем не перепутать.
Опустилась тишина. Группа перед воротами замерла без движения. В передних рядах Каншель заметил Ске Врис. По всей длине частокола, на полтора метра ниже наконечников заостренных стенных бревен, протянулся мостик. Колонисты-стражники, что раньше метались по нему, теперь стояли и молча созерцали разворачивающуюся внизу сцену. Один из них подал знак, и четверо других шагнули вперед, чтобы поднять тяжелые ворота. Внутрь вошел Кхи’дем с закрепленным на бедре шлемом. Труп, который он тащил, напоминал уже не человека, а мешок выпотрошенного мяса. Но воин держал его очень бережно и почтительно, а затем передал его подошедшим колонистам. На плече космодесантника висела лазерная винтовка. Он снял ее и протянул Ске Врис.
— Еще работает.
— Благодарю вас, великий господин, — Ске Врис низко поклонилась.
Кхи’дем фыркнул.
— Не стоит. Пусть лучше ваши люди прекратят страдать подобной глупостью. Незачем так рисковать.
— Мы должны следовать традициям, — объяснила женщина. — У нас есть обязанности, священные для нас. У вас, уверена, тоже.
— Как хотите, — ответил легионер и зашагал прочь.
Колонисты, которые открыли ворота, теперь сами прошли сквозь них и скрылись на склоне плато. Каншель подошел к Ске Врис.
— Что случилось? — спросил слуга. — Как он очутился за стеной?
— Он охотился.
— Охотился? — у Каншеля отвисла челюсть. Люди не могли вести себя подобно хищникам на Пифосе. Они были добычей, и их выживание зависело от принятия этого простого базового факта. В поселении хватало припасов — в основном, пайков, собранных из зоны посадки кораблей флота. Не самая изысканная пища, но ее было достаточно, чтобы люди могли закончить строительство поселения и в дальнейшем организовать крупные охотничьи отряды, способные убивать одиночных животных без катастрофических потерь. Для одного-единственного смертного выбраться за стены было равносильно самоубийству.